Приз. Полина Дашкова

вынул пистолет из потной ладони Серого. Еще минута, и дуло уперлось Серому в грудь, слева, прямо в сердце.

      – Никогда, ни при каких обстоятельствах не стреляй без моего приказа, – сказал Шаман, и медленно переместил дуло от груди к горлу.

      – Шама, успокойся, никто не виноват, вонючки могли уйти, – прозвучал рядом голос Лезвия.

      – Куда? – Шаман продолжал держать дуло у горла Серого. – Водка с добавками, через пару-тройку часов они бы все равно сдохли.

      – А если нет? – произнес в темноте Лезвие и встал рядом с Серым. – У них желудки луженые. Они могли уйти и выжить.

      – Я не приказывал стрелять, – повторил Шаман, – я много раз говорил вам всем, что сначала надо думать, а потом стрелять. Желудки у них самые обыкновенные. Серый, скажи, что ты сорвался. Ты не подумал и сорвался, и больше так никогда не поступишь.

      – Я сорвался. Я больше так никогда не поступлю, – послушно просипел Серый.

      – Молодец, – кивнул Шаман, – ну а теперь давай по-честному. Что, если ты сделал это нарочно? Тебе проще выстрелить, чем отрабатывать болевые приемы на живых вонючках, верно?

      Серый взмок, кровь ударила в лицо, глаза забегали. Хорошо, что было темно. Хотя, кто знает, может, Шама правда видит в темноте? Во всяком случае, читать чужие мысли он умеет.

      Серый действительно стрелял в бомжей не случайно. Ему очень не хотелось убивать их руками, ударами по сонным артериям, а перед этим заставлять копать для самих себя могилы под дулами. И он воспользовался тем, что они побежали.

      – Ладно, – Шаман опустил пистолет, – придется поработать. Мы не можем оставлять три трупа с нашими пулями. Самих себя они уже не закопают… – он вдруг замолчал и замер.

      Остальные повернули фонари в направлении его взгляда. В скрещенных лучах мелькнула фигура человека.

      – Я уложил всех троих, – растерянно прошептал Серый.

      – Стоять! Милиция! – выкрикнул Лезвие.

      В ответ громко зашуршали кусты. Миха и Серый кинулись на звук. Через минуту их фонари осветили парнишку лет семнадцати. Он стоял на коленях над трупом одного из бомжей. Вероятно, споткнулся об него на бегу и теперь пребывал в шоке.

      Первым заговорил с ним Лезвие.

      – Тихо, пацан, спокойно. Ты здесь один? Что ты здесь делаешь?

      – Я ничего не видел и не слышал, – медленно, хрипло произнес парень, – я ничего никому не скажу.

      – Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу, – прозвучал из темноты мягкий голос Шамана. – Я тоже знаю такую песенку. Так ты здесь один?

      – Один, – парень продолжал стоять на коленях над бомжом. Фонари били ему в лицо.

      – Врать нехорошо, – вздохнул Шама и едва заметно кивнул Михе и Серому. – Сколько вас? Где остальные?

      Миха и Серый обошли парня и встали позади него. Их фонари осветили Шамана.

      – Вы?! – ошалело выкрикнул парнишка, вскочил на ноги и уже после выстрела, медленно заваливаясь навзничь, прошептал: – Господи, так не бывает!

      На