Приз. Полина Дашкова

знают.

      – Я не убивал, честное слово.

      – Верю, – кивнул Саня, – помоги нам это доказать, помоги найти настоящего убийцу.

      – Ага, а они маму мою замочат, – Булька произнес это совсем тихо, чуть слышно, и тут же испугался, уставился на Арсеньева безумными глазами.

      – Кто они? – так же тихо спросил Саня.

      – Кто? – повторил Булька.

      – Ты сказал «они». Тебе или твоей маме угрожали?

      – Что? – Булька часто, глупо заморгал.

      – Если они такие гады, что матерью тебя шантажируют, им верить нельзя. А мы, между прочим, маму твою можем защитить.

      – Как?

      – Ну, допустим, мы с Зинаидой Ивановной попробуем устроить ее в больницу.

      – Уборщицей?

      – Зачем уборщицей? Мы положим ее поправлять здоровье. Она ведь женщина пожилая. Наверняка есть какие-нибудь хронические заболевания. Почему бы ей не подлечиться в хорошем госпитале? А там охрана. Там ее никто не достанет.

      – Но она же не всю жизнь там будет лежать, – резонно возразил Булька.

      – Конечно. Ровно столько времени, сколько понадобится, чтобы найти и обезвредить настоящих убийц. Как свидетель ты опасен до тех пор, пока молчишь. А когда уже все рассказал, какой смысл тебя трогать? Ты же назад свои слова не проглотишь?

      – Я не то, что слова, – язык проглочу, – отчаянно всхлипнул Булька.

      – Смотри, как они тебя запугали и как подставили, – Арсеньев сочувственно покачал головой. – Раздразнили разговором о деньгах писателя, накачали дурью до полнейшего беспамятства. А денег в портфеле не оказалось.

      – Ага. Только бумаги, – эхом отозвался Булька.

      – Какие бумаги?

      – Черт их знает. Просто листы.

      Арсеньев затаил дыхание. Раньше про бумаги Булька не говорил. Он повторял, будто намертво забыл все, что происходило с ним той злополучной ночью.

      – Чистые листы? – осторожно спросил Саня.

      – Нет. Что-то было написано.

      – Что?

      – Ну, я же не читал. Просмотрел, думал, может, деньги внутри, и все сложил на место.

      – В портфель?

      – Сначала в папку. Такая папочка, прозрачная, на кнопке. Сверху, на первой странице, написано «Генерал Жора», очень крупно. А дальше вроде мелкий текст, почерк косой, неразборчивый.

      «Рукопись. “Генерал Жора”» – чиркнул Арсеньев в своем ежедневнике и, не глядя на подозреваемого, как бы продолжая писать, спросил быстро и небрежно:

      – Когда ты взял портфель, Драконов был еще жив?

      – Жив, – энергично закивал Булька, – то есть совсем жив, даже очень. Заказал больше, чем обычно. Болтал с Надькой, официанткой. Она хихикала. Я решил, что это он из-за денег такой радостный. Это ж было в пятницу, двенадцатого мая. Десятого у мамы день рожденья, я отпросился на два дня, а двенадцатого отрабатывал.

      – Так. Стоп. Давай-ка все подробно, по порядку, – Арсеньев закурил и угостил сигаретой Бульку, – получается, что ты заглядывал в портфель Драконова за день до убийства?

      – Ну да, в «Килечке», в сортире.