«Варяг» не сдается. Алексей Петрухин

верст осьмнадцать отсель.

      Три часа летом, а зимой? Если дорога укатана, то часа четыре понадобится, а если дороги нет… Можно вообще не доехать. Катя вздохнула: зимой, да еще ночью, да еще через лес… Так и замерзнуть можно, да и волки там не дремлют. Ей стало страшно.

      – Может, нам лучше переночевать на станции?

      – Вы, барышня, не волнуйтесь. В полночь уж там будем.

      Все это время возле саней сидел огромный мохнатый пес, с интересом разглядывая, как хозяин кутает барышню в одежки, превращая ее из человека в толстый, неповоротливый куль. Пса звали Цыган, и был он при Кузьмиче вроде его собаки, он зевнул и щелкнул челюстью, на лету ловя падающие снежинки.

      Кузьмич кивнул на Цыгана.

      – Он у меня умный: ежели что – и хутор найдет, и людей приведет.

      Пес словно понял, что говорят о нем, навострил уши и вильнул хвостом.

      – Одна беда. Ленивый. Не хочет сам бегать, так и норовит на халявку проехать.

      Будто в подтверждение его слов, Цыган прыгнул в сани, залез под плед, поудобней устраиваясь возле Катиных ног, чем вызвал ее улыбку. Кузьмич еще раз обошел сани, разглядывая их со всех сторон. Осмотром остался доволен. Перекрестился и взял в руки вожжи.

      – Ну, с богом! – дернул поводья и завалился в сани, укладываясь на одеяло, расстеленное поверх поленниц. Мерин напрягся, дернул повозку и не спеша потащился, оставляя за собой колею.

      «Не кучер, а дровосек какой-то», – подумала Катя и, не выдержав, спросила:

      – Вы что, дровосек?

      – Ась? – не понял Кузьмич.

      – Говорю, поленницы у вас в санях. Вы, что дрова заготавливаете на продажу?

      Кузьмич хмыкнул, дивясь, какие они, городские, несмышленые.

      – Да не. Это про запас. Я человек практичный. Вот собьемся с дороги – и что?

      – И что?

      – А то! Разведем мы с вами костерок, Екатерина Андреевна, и засядем возле него. Тут дров до утра хватит. – Кузьмич хлопнул по поленницам. – А еще самогоночка есть.

      – И закусить найдется?

      – И закусить найдем. Сала у меня почти фунт. С осени кабанчика заколол, сам солил. Не сало, а мед.

      У Кати повеселело на душе. Ей не переставали попадаться добрые люди. Они словно шли рядом с ней по жизни, оберегая от зла и не давая в обиду.

      – А часто замерзают ямщики?

      Голос у нее был вялым. Кузьмич посмотрел на Катю. Под двумя тулупами и пледом, разморенная теплом, она клевала носом и чуть шевелила губами, пытаясь поддерживать беседу.

      – Бывает. – Кузьмич подмахнул вожжами.

      Верст через пять лошадь сбавила ход, с трудом таща сани против ветра. Когда выехали со станции, ветер дул в спину, а теперь сменил направление и закружил вокруг них, призывая станцевать «метелицу». Снежная крупа секанула по лицу. Кузьмич потянулся и дернул за край, опуская шаль Кате на глаза.

* * *

      К имению Муромцевых подъезжали уже в полночь. Метель бушевала вовсю, смешав в ледяном хаосе и небо, и землю. Кузьмич шел возле лошади, держа ее под уздцы. Цыган то убегал вперед, то возвращался и опять убегал,