Смерть на Параде Победы. Андрей Кузнецов

Пряжки с пуговицами драют, да сапоги начищают до зеркального блеска!

      Увидев, что Алтунин сегодня в хорошем настроении, дурак Семенцов решил вызвать его на разговор по душам. Как и положено дураку, не только глупость сделал, но и время с местом выбрал не самое подходящее.

      – Я все спросить хотел, – начал он, поднимаясь за Алтуниным по лестнице. – А как так получилось, что вы, Виктор Александрович, ушли на фронт капитаном и капитаном вернулись?

      «А как так получилось, что вы, Григорий Григорьевич, дураком родились и дураком, как я погляжу, помрете?», хотел спросить Алтунин, останавливаясь на площадке между первым и вторым этажом. Но вместо этого он улыбнулся Семенцову (того аж перекосило от этой улыбки) и добрым, даже в какой-то мере, ласковым тоном сказал, глядя в его блеклые рыбьи глаза:

      – А вот это, Гриша, не твоего ума дело. Ты меня понял или повторить?

      – Понял! – дернулся Семенцов и сразу же начал оправдываться: – Только вы не подумайте плохого, Виктор Александрович, я же от чистого сердца спросил…

      – Не усугубляй! – посоветовал Алтунин, чувствуя, как боль начинает распирать голову изнутри.

      Семенцов понял, что лучше заткнуться и умолк.

      «Капитаном! – раздраженно думал Алтунин, поднимаясь по высоким старорежимным еще ступенькам. – Мог бы и рядовым вернуться, а мог бы не вернуться вообще…»

      Не вернуться вообще – это проще простого. Возьми та пуля чуть левее или угоди тот снаряд на два метра правее – и все! Грызли бы сейчас черви Витьку Алтунина и жаловались бы друг дружке, что толком погрызть нечего – одни кости. Что поделать, Алтунины все мосластые да жилистые, порода такая.

      Есть в жизни белые полосы, а есть черные. До войны Алтунину везло, попутный ветер дул в служебные паруса, и он в двадцать семь лет уже был капитаном. Хвастаться особо нечем, летчик-герой Кравченко в этом возрасте комдивом стал, но все же… А как война началась, так вся жизнь наперекосяк пошла – и в личном плане, и в служебном. Отец погиб под Москвой. Мать умерла в Челябинске. В декабре сорок второго два бойца из роты, которой командовал Алтунин, ушли к фрицам. Вроде бы командир тут ни при чем, моральным обликом личного состава замполиту заниматься положено, но, тем не менее, соответствующая запись в личном деле не могла не появиться. В марте сорок третьего, при форсировании Днепра, Алтунин был тяжело ранен – фашистская пуля прострелила навылет правое легкое. Вдобавок развился гнойный плеврит, оставивший после себя спайки, мешающие дышать полной грудью. Собирались комиссовать вчистую, но Алтунин к кому только не обращался с просьбой оставить его на службе, с кем только не советовался, в том числе и с госпитальным особистом, неплохим мужиком, бывшим коллегой – опером из Киева. Тот замолвил, где надо, словечко, и капитан Алтунин продолжил службу в СМЕРШе. В своем же родном сорок шестом гвардейском стрелковом полку, где половина народу была знакомой, повезло. Служба в СМЕРШ – это та же розыскная работа, только в полевых условиях, Алтунин старался, и у него получалось. Во всяком