Кипчак. Книга 2. Хан из рода Ашина. Александр Яманов

любил несправедливость. А ещё он терпеть не мог насильников, бандитов, ростовщиков и нечистых на руку торгашей. Видать, что-то такое проступило на моём лице и напугало хозяина караван-сарая.

      Через пару минут к нашему топчану подошёл давешний бедолага, оглядываясь на удивлённого купца. Дядя оказался не таким уж и старым, лет сорока. И я сразу понял, почему обратил на него внимание. Я ведь мазнул по нему взглядом, когда шёл в чайхану. Уж больно он отличается от местных, особенно ясными голубыми глазами. Но фенотип точно не славянский. В Арране и Персии мне уже приходилось встречать светлоглазых и светловолосых людей. Но даже местные рыжие немного другие и отличаются от европейцев грубоватыми чертами лица.

      – Ас-саляму алейкум, воины. Чем вам может быть полезен простой путник? – произнёс мужчина.

      Я продолжил его рассматривать, в отличие от соратников, налёгших на пирожное, чем-то напоминающее пахлаву. Ради нашего приезда Абдалла расстарался на славу. Ну и мы поделились с ним продуктами, так как по дороге отбили у разбойников несколько больших арб, заполненных рисом, маслом, мукой, бобами, специями и сахаром, называемым здесь «шакар». Улов получился неслабый. Тащить его нам неудобно, вот мы и решили скинуть часть продуктов, кроме самых дорогих, конечно.

      Что касается мужичка, то я мысленно анализировал его внешний вид. Немного необычная чалма, старый и заплатанный халат, такие же разбитые сапоги в кожаных калошах. Да, народ в мирной обстановке ходит в мягких ичигах и надевает защитные чехлы, которые я обозвал калошами. А в дороге и на войне, конечно, используется более грубая обувь. Естественно, речь о воинах, купцах и знати. Дехкане и прочая беднота носят какую-то жуткую хрень или ходят босиком. Ещё обращало внимание, что лицо дяденьки чистое, борода подстрижена и сам он весь такой ухоженный – в меру возможностей. Товарищ точно не похож на большую часть местных вшивых грязнуль.

      – Представься, – произношу после кивка, означающего ответное приветствие, – и расскажи о себе.

      Меня просто не поймёт братва, если я буду миндальничать со всякой рванью. Говорили мы по-туркменски, так как фарси я освоил недостаточно. Но мужчина прекрасно понимал и огузский вариант тюркского.

      – Меня зовут Хуссейн Абу аль-Маджид аль-Халяби. Я прибыл издалека, как вы, наверное, поняли по моему имени, – начал рассказывать дядя хорошо поставленным голосом.

      Это с чего я должен понимать, откуда он родом? Вопросительно смотрю на сидящего за нашим столиком Санджара.

      – Человек из города Халеба. Франки называют его Алеппо. – Мамелюк оторвался от пахлавы, протараторил объяснение и снова схватил жирными руками сладость.

      – Совершенно верно, – кивнул Хуссейн и продолжил: – Уже нет смысла скрывать цель моей поездки. Да и неинтересны сейчас никому знания. Ныне в цене еда, оружие и золото. Я учёный, преподавал в медресе Дамаска, работал в Багдаде и Басре. Именно оттуда я отправился в Газни на поиски сохранившихся рукописей великого Абу Райхана