Спасение для лжепринцессы. Ульяна Муратова

дых эльгам. Если бы не это, я бы скакал без остановки. Завтра мы будем дома ещё до рассвета, если всё сложится хорошо. Прости за неровный почерк, писать приходится на колене.

      Я безумно скучаю по твоей улыбке и твоему голосу, Лисса. Не привык хвастаться, но пришлось к слову, и весь отряд уже в курсе нашей готовящейся свадьбы. Не сердись, но гостей будет очень много. Думаю, в родительском замке все не уместятся, и лучше провести торжество в зале собраний. На центральной площади Листаматура стоит ратуша, и в ней есть парадный зал, в котором мы проводим самые важные и крупные торжества.

      Думаю, мама уже вовсю заведует подготовкой, и искренне надеюсь, что не придётся сильно откладывать дату свадьбы. Всем сердцем стремлюсь к тебе. Все мысли заняты тобой и беспокойством о том, как ты там без меня.

      Знаю, что ты сейчас чувствуешь себя дурно, но это часть процесса адаптации переселенки к нашему миру. Жаль, что не на все вопросы я смогу ответить сразу, но обещаю, что, как только ты станешь моей женой, я раскрою тебе все тайны Вилерии. Ты умна и наверняка уже начинаешь догадываться, что наш мир необычен. Потерпи ещё немного, и я удовлетворю твоё любопытство (и не только его) в полном объёме.

      С одной стороны, жаль, что у тебя нет магии, с ней сейчас тебе приходилось бы проще. С другой – мы прекрасно совместимы, а будь у тебя дар, ещё неизвестно, как всё сложилось бы.

      Я безмерно рад, что моей женой станешь именно ты, Лисса. В разлуке понял, что успел влюбиться самым прозаическим образом. Ненаглядная, я тороплю мгновения до встречи с тобой и мечтаю о твоих нежных поцелуях.

      Скоро буду рядом, только дождись.

      Твой Мейер.

      Глава 1. Жажда жизни

      Проснулась я от невыносимой, сводящей с ума жажды. Жажды такой дикой, что, кроме неё, во мне ничего не осталось. Она была всеобъемлюща настолько, что затмевала и слабость, и жар, и головокружение.

      Я свалилась с нар, на которых лежала, и подползла к луже на полу. Сначала вцепилась в лежащий на боку металлический кувшин и медленно, крошечными глоточками принялась цедить оставшуюся в нём воду. Едва ли половину стакана.

      Мой кувшин наполовину полон моими разочарованиями, а наполовину – чужими.

      Когда последние капли стекли со дна на растрескавшиеся губы, я встала (а вернее, прилегла) перед моральной дилеммой. С одной стороны, пить из лужи – это то дно, на которое никто никогда не рассчитывает опуститься. С другой – нужно выжить, а для этого нужно пить. Даже если пить приходится из лужи. Никто же ведь об этом не узнает, ведь так? Это останется моей личной тайной. Моей и толкнувшей меня на это жажды. Если я действительно сдохну, как обещала свекровь, то унесу это моральное падение в могилу. Или куда у них тут трупы переселенок-неудачниц засовывают? А если выживу, то вот за эту лужу отомщу. И мне не нужно никому в этом клясться. То, как повела себя кона Дарлегур, стоит мести.

      А ещё есть Мейер. Чтобы увидеть его, надо выжить. А чтобы выжить – попить из лужи. Вот такой пердимонокль, Елизавета Петровна. Социальный лифт в мире, где лифты не изобрели, имеет свои особенности.

      Утром ты принцессой в танце кружишь, вечером бомжессой пьёшь из лужи.

      Отличная эпитафия, кстати, жаль некому записать. Ладно, оттягивать неизбежное смысла нет. Я осторожно наклонилась к разлитой на полу воде, вытянула губы трубочкой и сделала несколько первых глотков. Если иномирский сифилис меня не прикончит, то шанс появится у кучи других паразитов. Вот какая я молодец, не решаю проблемы по мере их поступления, а создаю новые по мере увязания в старых.

      Попив, я забралась обратно на лежанку и завернулась в одеяло. Обняла колени и хотела было поплакать, но вот честно, стало жалко жидкости в организме. Здоровье на меня и без того обижено, нечего его нервировать. Ему и так нелегко приходится: сифилис достался, а секс – нет. Это возмутительно, если так задуматься, потому что обычно в комплекте с венерическими заболеваниями он идёт. Но предъявить претензии некому.

      Постепенно я задремала. Магия в кулоне Мейера совсем кончилась, и мне стало по-настоящему плохо. Настолько плохо, что сил не осталось ни на что. Даже на больную самоиронию.

      Не знаю, сколько часов я так лежала. Можно ли вообще измерить вечность часами? Ведь всё относительно. Минута в огне не равна минуте сонного расслабления в лучах тёплого солнышка. Минута голышом на морозе не равна минуте в прохладном душе после знойного дня. Минута ожидания смерти не равна минуте смерти.

      Но время текло. Так или иначе, оно несло меня в своём потоке из ледяной чёрной ночи в холодное сумеречное утро. Синеватый свет расплескался по длинному коридору, ознаменовав начало нового дня.

      Тьма умерла, а я – нет.

      Ночь кончилась, а я – нет.

      И даже лужа на полу высохла, а я – нет.

      Вот так.

      Когда вернулась кона Дарлегур, я приподнялась на локте. Озноб ещё не прошёл, зрение было нечётким, но кризис явно остался позади.

      – Ты жива… – широко распахнула глаза несостоявшаяся (и слава всем местным и неместным богам!) свекровь.

      – Нары