Смех и горе. Николай Лесков

сведения о Пруссии в нашей географии. Жужжавшие наперерыв друг пред другом мальчики подсказывали, однако, неудовлетворительно. Калатузов пригинался то к одному из них, то к другому и, получая вместо определительных слов какое-то жужжание, вышел, наконец, из терпения и сказал:

      – Один подсказывай.

      Соседний мальчик справа внятно произнес ему:

      – Бранденбургия была первоначальным зерном Прусского королевства.

      – Довольно, – сказал Калатузов; с этим он откашлянулся, провел пальцем за галстуком, поправил рукой волосы, которые у него, по офицерским же правилам, были немного длиннее, чем у всех нас, и спокойно возгласил:

      – Пруссия есть зерно.

      – Как зерно? – переспросил изумленный учитель.

      – Так написано, – отвечал Калатузов.

      – Но позвольте же узнать, как же это? Есть зерна ржаные, овсяные, пшеничные. Какое же зерно Пруссия?

      Калатузов подумал и, сделав кислую гримасу, отвечал:

      – Я вам не могу объяснить этого, какое это чертово зерно.

      Вот этот-то умник Калатузов во время тайного разговора в четверг Лазаревой недели и говорит:

      – Пустяки, – говорит, – есть физическая возможность, чтобы нас отпустили завтра утром; мне, – говорит, – нет ничего легче доказать вам эту физическую возможность.

      Мы стали просить, чтоб он нам ее доказал.

      – Сегодня вечером, – начал внушать Калатузов, – за ужином пусть каждый оставит мне свой хлеб с маслом, а через полчаса я вам открою физическую возможность добиться того, чтобы нас не только отпустили завтра, но даже по шеям выгнали.

      – Выгонят по шеям!.. – У нас даже ушки от этого запрыгали.

      – Только надо, чтоб кто-нибудь взялся сделать одно дело, – продолжал Калатузов.

      – Страшное? – спросило разом несколько голосов.

      – Ну, не очень страшное, – отвечал Калатузов, – но таки рискованное.

      – Рискованное? – крикнул тоненьким голоском маленький, чистенький и опрятный мальчик, который был необыкновенно красив и которого все в классе целовали.

      Он назывался Локотков.

      – Рискованное? – воскликнул Локотков. – Я берусь за всякое рискованное дело.

      Локотков был у нас отчаянною головой: он употреблялся в классе для того, чтобы передразнивать учителя-немца или приводить в ярость и неистовство учителя-француза. Характера он был живого, предприимчивого и пылкого.

      Локоткову удавалось входить в доверие к учителю французского языка и коварно выводить его на посмешище, уверяя его во время перевода, что сказать: «у рыб нет зуб» невозможно, а надо говорить: или «у рыбей нет зубей», или «у рыбов нет зубов» и т. п.

      Кончалось это обыкновенно тем, что Локоткову доставался нуль за поведение, но это ему, бывало, неймется, и на следующий урок Локотков снова, бывало, смущает учителя, объясняя ему, что он не так перевел, будто «голодный мужик выпил кувшин воды одним духом».

      – Одним духом невозможно пить, monsieur Basel,[3] – внушал с кротостию учителю Локотков.

      – Taisez-vous,

3

Господин Базель – Франц..