Урожайная страда – 2005. Артем Сергеевич Подпорин

то выдалось жарким и пыльным. Днём – грохот моторов, запах солярки и постоянный зуд от колючей соломы. Ночью – короткий сон и снова в поле. Комбайн ломался чаще, чем хотелось, день тянулся медленно, но выбора не было.

      Практика в хозяйстве не сулила ни открытий, ни подвигов. Просто работа, которая не спрашивает, нравится она тебе или нет.

      Переезд

      Вереница комбайнов, возможно, уже прибыла к месту назначения, тогда как мы не преодолели и половины пути и снова остановились на трассе. Мне неизвестно, как распределяли комбайны между мастерами в этом сезоне, тянули ли они жребий или решали по знакомству, но нам достался, пожалуй, самый поношенный экземпляр, который вообще не стоило выпускать в поля.

      Где-то на протяжении месяца с самого утра до позднего вечера мастер и я занимались его восстановлением в гаражах. Помимо стандартного технического обслуживания, которое включало проверку и заправку смазок, смену ремней, направляющих пальцев и сегментов резцов на косилке, у нас плохо заводился двигатель, отсутствовало стекло в двери, и находилось бесконечное «что-то ещё» по мелочам. Этот комбайн, похоже, пережил не один сезон, а два или три, причём без особого ухода. Непонятно, как его вообще допустили к работе.

      Виталик, однако, был вдохновлён, когда перед ним предстал металлический великан красновато-рыжего цвета с классической белой надписью "Нива" на проржавевшем зерновом бункере. Всё, что случалось с комбайном, казалось, не могло его разочаровать. Я же не разделял этот восторг – для меня каждый день практики был пыткой. Всё происходящее было полной противоположностью тому, чем я хотел заниматься в свои двадцать с небольшим лет.

      Сначала ты стараешься не испачкаться в солидоле или грязи, бережёшь одежду, обувь. Но очень быстро понимаешь, что это бесполезно. И даже мыть руки или умываться в течение рабочего дня нет смысла. С первой секунды каждого утра я мечтал, чтобы день поскорее закончился. Вставали мы в шесть утра, а работали до десяти – одиннадцати ночи. Но, несмотря на это, я всё равно, хотя бы на час, приходил в гараж сразу после практики, чтобы хоть немного порепетировать. Товарищи говорили обо мне, что только зубы оставались белыми, а одежда напоминала старый матрас, покрытый пылью. Ударишь по нему, и сразу окажешься в облаке пыли.

      К сожалению, практика была обязательным условием для получения диплома сельскохозяйственной академии и проходила непосредственно перед защитой диплома на последнем курсе. Нас распределяли по сельским хозяйствам, зерносушильням и картофелехранилищам. Поэтому работа на комбайне в этом случае считалась привилегией. Ведь перспектива пару месяцев провести в сыром помещении, отбирая хороший картофель от гнилого и таская мешки на плечах, мало кого могла заинтересовать. После работы на складе с картошкой некоторые неделю не могли распрямить спину. А кто-то задыхался от гнилостного запаха, который не выветривался даже после нескольких стирок одежды.

      Под каждой группой комбайнов закрепляли определённые участки для сбора зерновых культур. У каждого хозяйства была своя стоянка и гаражи для ремонта. Иногда комбайны перегоняли между хозяйствами – например, чтобы помочь с уборкой урожая там, где не успевали в срок.

      Хозяйство, куда отправили нас, находилось в тридцати километрах от ремонтной базы, где мы провели первые недели, готовя комбайн к покосу. В назначенный день рано утром все комбайнёры были готовы к перегону машин, в том числе и наша команда из двух человек – мастер и я, стажёр. И, словно огромный металлический змей, вереницей из более чем десяти машин, мы отправились в путь. Впереди, как голова змея, колонну возглавляли два зелёных комбайна. Это были Дон-1500. Они производились на том же заводе, что и "Нива", но по всем параметрам превосходили её. Одним управлял опытный комбайнёр, работник хозяйства, а другой доверили студенту, который шёл к диплому с отличием.

      Все восхищались "Донами" и не скрывая завидовали их обладателям. Они реже ломались, в кабине было меньше шума, комфортнее, а главное – они собирали больше тонн зерна за единицу времени. Именно на это ориентировался заработок комбайнёра. В свою очередь, комбайнёры "Донов" завидовали немцам, которые приезжали помогать с уборкой на своих Claas Dominator. В их кабинах было, как в иномарке: удобные сиденья, кондиционер, отличная звукоизоляция. Ходили слухи, что комбайнёры на них работают в домашних тапочках и белых рубашках, а ещё слушают музыку во время работы. Это казалось чем-то невозможным на "Ниве", где шум двигателя был таким, что приходилось кричать в ухо друг другу, чтобы быть услышанным. А когда при покосе поднималась пыль и частицы соломы, в кабине было не лучше, чем снаружи. Но стоило вспомнить про картофелехранилище, как текущее положение дел уже не казалось таким уж плохим.

      Однако уже в начале пути у нас начал глохнуть двигатель. И когда это произошло в пятый раз, даже мастер потерял энтузиазм. В очередной раз мы остановились, заехав правыми колёсами на обочину, но всё ещё преграждая движение сзади идущим автомобилям, снова создав небольшую пробку. Ситуацию усугубляло то, что двигатель заводился не сразу. Пусковой механизм был неисправен, а ещё где-то постоянно "заливало" свечи. Приходилось прилагать усилия, прежде чем в очередной раз дёрнуть