Леонардо да Винчи: гений на все времена. Давиде Морозинотто

настоящим чудом.

      – На картине будут два ангела – первого я уже написал, а о втором мне даже подумать некогда. Ну как, возьмёшься за него?

      Это было большой честью. Я охотно согласился и с усердием принялся за работу. Рядом с ангелом мастера я написал ещё одного – в профиль, с нежным задумчивым ликом в золотистых кудряшках – они струились волнами, точь-в-точь как настоящие.

      Я наносил последние мазки, как вдруг услышал возглас моего друга Лоренцо ди Креди:

      – Леонардо! Да знаешь ли ты, что твой ангел куда прекраснее первого, кисти Верроккьо?

      – Скажешь тоже! – отозвался я.

      Хотя, что и говорить, был весьма польщён такими словами.

      – Нет-нет, шутки в сторону, – настаивал Лоренцо. – Эй, народ! Идите сюда, полюбуйтесь, какого ангела написал Леонардо!

      Дело дошло до ушей Верроккьо, который, как вы сами понимаете, не слишком обрадовался такому известию. Он сейчас же явился ко мне и велел показать работу. Едва я принёс картину, как Верроккьо впился в неё глазами и долго-долго разглядывал. Наконец, побагровев от ярости, он с хрустом разломил кисть, что держал в руке, и воскликнул:

      – Лопни мои глаза, если тот глупец не был прав! Второй ангел вышел гораздо лучше моего. Леонардо меня превзошёл. А раз так, отныне я больше не притронусь к краскам.

      Глава 2. Юный живописец

      «Жалок тот ученик, который не превзошëл своего учителя».

      В этой старой пословице таилась великая истина, и Верроккьо очень хорошо её знал. Несколько дней кряду он бродил по мастерской мрачный, как туча, и отказывался даже слово вымолвить. Впрочем, горевал он недолго. Вскоре он образумился, вновь взялся за работу и написал много других картин.

      Надо признаться, что мой ангел и впрямь вышел на диво хорошо. К тому времени я стал вполне взрослым юношей, а значит, мог покинуть мастерскую Верроккьо и пуститься в собственное плавание. Я сообщил о своём решении отцу, и он помог мне получить первый заказ. Некий крестьянин, живший в городке Винчи, срубил фиговое дерево[3] и вырезал из ствола круглый деревянный щит, дабы повесить его на дверь своего дома. Но прежде ему хотелось украсить щит каким-нибудь рисунком. Сер Пьеро пришёл ко мне и осведомился, не возьму ли я на себя сей скромный труд.

      – Что же мне следует нарисовать? – спросил я, беря в руки щит.

      – Да что угодно, Леонардо, – ответил отец. – Мне всё равно, а крестьянину и подавно.

      Тут я подумал: «А вот и случай сыграть с отцом славную шутку!» В предвкушении потехи я целыми днями рыскал по окрестностям Флоренции, пока не собрал целую коллекцию бабочек, кузнечиков, ящериц и прочих тварей. Затем я принёс всю эту живность в мастерскую и принялся за работу. Дело шло медленно – каждый раз, отправляясь на прогулку, я погружался в неведомый мир природы и пытался разгадать его тайны (хотя наверняка многие решили бы, что я зря теряю время и витаю в облаках).

      В конце концов я выполнил заказ и попросил отца приехать за щитом. Сер

3

Фиговое дерево именуют также инжиром и смоковницей.