Бренная любовь. Элизабет Хэнд

зрелища, которое нам предстоит увидеть.

      Суинберн задрал голову и уставился в сводчатую тьму.

      – Ни зги не вижу.

      – Скоро увидите! – заверил его Кэнделл. – Возрадуйтесь! Дивитесь! Боготворите!

      Он устремился вглубь тоннеля.

      – О, великолепие! О, дивный блеск! Вы непременно увидите, мы все увидим.

      – Он знает дорогу! – воскликнул поэт и побежал за художником. – Да стойте же, погодите…

      Кэнделл широко улыбнулся.

      – Зелено! – вскричал он и на бегу простер руки вперед. – Зелено!

      Суинберн едва за ним поспевал. Они были уже под землей, вокруг из темноты проступали руины Лондиниума. Храм, бордель, огромные отполированные валуны.

      – Он нам покажет чудеса, чудеса!.. – шептал Суинберн, нетерпеливо потирая руки.

      – Вердетта, ветивер, жимолость, – простонал Кэнделл. – Да, да, я увижу! – Он поймал что-то в воздухе и тут же раздавил это пальцами.

      Проход сузился и уперся в земляную стену. Фонарь Кэнделла нырнул вниз: художник нагнулся и полез в расселину.

      – О, дивное свечение! Вижу свет! – воскликнул Суинберн, торопясь за ним. – Щель, щель!

      Он прополз следом за Кэнделлом и выпрямился.

      Они стояли посреди большого зала или пещеры c неоштукатуренным, сложенным из камней сводчатым потолком. Меж камней вились стебли лиан. Суинберн стал осматриваться, сделал шаг, и тотчас под ногами что-то хлюпнуло: крошечные грибы с коническими шляпками, мясистые зеленые земляные языки, красные поганки лопались, источая аромат яблок и водорослей. Всюду лежали груды битого кирпича, очень древнего, подернутого мягкой бирюзовой плесенью. В воздухе стоял странный приторный яблоневый дух, словно в цветущем саду на берегу моря.

      – Где мы? – пробормотал Суинберн.

      Тут и там среди развалин и битой кладки виднелись диковины: длинные и тонкие зеленые камни, явно вытесанные вручную, но для чего? Бронзовые наконечники стрел, лазуритовые бусины, граненые кабошоны из варисцита размером с ноготок мизинца. Грудами лежали аммониты – черные как смоль, малахитовые. Некоторые из них обросли, словно ракушками, сверкающими самоцветами.

      – Где мы? – повторил Суинберн. – Что это за место? Воистину, загадка! Кэнделл?

      – Вы глядите, глядите!

      Художник стоял на коленях у дальней стены пещеры, спиной к поэту. Лишь теперь Суинберн разглядел, что свет, заливавший все кругом, исходил вовсе не от фонаря Кэнделла.

      Фонарь давно погас.

      – Диво! – прокричал Кэнделл; опустив голову, он прижимал ладони к каменной стене, словно пытался ее раздвинуть. – Откройся!

      Суинберн, заливаясь смехом, подкрался к нему.

      – Так тут раек! Два пенса за просмотр! Пустите!

      Он сел на корточки рядом с Кэнделлом, не боясь запачкать шитые на заказ брюки, и отпихнул художника в сторону.

      – По очереди, господа, по оче…

      Он умолк.

      В стене перед ним сияла вертикальная трещина длиной с мужскую ладонь и шириной с палец. Из нее лился изумрудный свет и вырывались вспышки