Последнее убийство в конце времен. Стюарт Тёртон

погрузились в междоусобицы и варварство задолго до того, как погибнуть физически. Единственным маяком надежды была трансляция Ниемы, которая звала всех выживших на маленький греческий остров.

      Она была тогда главным научным сотрудником огромной лаборатории под названием институт Блэкхит, и ей удалось построить барьер, сдерживающий туман. Ниема обещала безопасность всякому, кто доберется до ее острова.

      Сделать это удалось немногим – лишь несколько сотен измученных скитальцев достигли заветного острова, но это оказалось только началом их испытаний. Беженцы выросли в мире, где еда и лекарства покупались в магазинах, а выживание человека зависело больше от его финансов, чем от навыков. Любая нужная информация бралась с экранов и сразу шла в дело, не оставляя по себе ничего в головах пользователей. А когда экранов не стало, оказалось, что люди не знают, как вести хозяйство, добывать пищу и ремонтировать старые здания, которые давали им кров.

      Тяжелые годы шли один за другим, сокращая число беженцев. Почти каждый месяц кто-нибудь погибал под обломками каменной кладки или сгорал в случайном пожаре. Люди царапались о ржавые гвозди – и мучительно умирали, мечась в жару. Они не умели отличать ядовитые грибы от съедобных и купались в те месяцы, когда море кишело ядовитыми медузами и акулами.

      Жизнь давалась трудно, а смерть – легко, и многие добровольно отказались от борьбы. К счастью для человеческого рода, те первые беженцы успели родить детей, и именно от них происходят все жители деревни.

      Трое старейшин – это последние из тех ста семнадцати ученых, которые жили и работали в Блэкхите, когда появился туман. В их крови еще действуют прививки, усовершенствования и технологии, которые были в ходу до конца света. Старейшины медленно стареют, никогда не болеют, и все относятся к ним с инстинктивным почтением, которого, по словам Эмори, заслуживает только Ниема.

      – Почему ты должна быть… – Сет утыкается лбом в шершавый корпус лодки. Он добрый человек и потому не решается высказать свою мысль напрямую, однако его доброты не хватает на то, чтобы отказаться от намеков.

      – Не такой, как все? – подсказывает ему Эмори.

      Он горько машет рукой туда, откуда доносятся музыка и смех:

      – Все счастливы, Эмори. Люди просто счастливы. Это не сложно. Мы все знаем, что у нас есть, и мы благодарны за это. Почему тебе так нужно сомневаться?

      – А что у нас есть, папа? – спрашивает Эмори тихо. – Развалины деревни. И остров, который нам нельзя исследовать без разрешения.

      – Это опасно! – машинально вставляет он.

      – Тогда почему в школе нас не всех учат выживанию? Я люблю Ниему, но скажи мне честно, что ты думаешь о Тее и Гефесте? Разве они вносят такой большой вклад в развитие деревни, чтобы освобождать их от правил, которым обязаны следовать мы все? Разве справедливо, что они не умирают в шестьдесят, как мы? Почему они не выращивают овощи, чтобы добывать себе еду, не работают посменно на кухне, не помогают убирать…

      – Они делятся знаниями!

      Эмори