Братья и сестры. Тетралогия. Федор Абрамов

глаза к Анфисе:

      – Посылать ли?

      Анфиса не могла сдержать улыбки. Ох, Настя, Настя, и выдумала ты себе любовь. Парня в глаза не видала – может, и взглянуть не на что. Да и то сказать: где они, парни-то? Хоть на бумаге, а любовь…

      И она живо ответила:

      – Пошли, пошли. Почему не послать.

      Настя с благодарностью улыбнулась ей.

      – Я вот не знаю только, – тем же доверчивым голосом, помолчав, заговорила она, – какую карточку… Я бы хотела, знаешь, ту, где я с косами. Только там я босиком. Может, нехорошо?

      – А чего нехорошо? Ноги у тебя не украдены. Пусть полюбуется.

      – Ох уж ты, Анфиса Петровна… – Настя стыдливо покачала головой.

      Потом она с прежней живостью вскочила на ноги:

      – Побегу – завтра рано вставать… А я тебе опять сон растрясла.

      – Ладно, высплюсь. А как там в дальних навинах? – спросила Анфиса уже у порога. – Много навозил Клевакин навоза?

      – Федор-то Капитонович? – беззаботно улыбнулась Настя. – Что ты, Анфиса Петровна! Где кучка, где две. А у Поликарпа и того нет – голым-голо…

      – Да не может быть! – Анфиса схватила девушку за руки.

      – Нет, вру я, – обиделась Настя. – Сходи посмотри сама.

      Анфиса выпустила Настины руки:

      – Ну тогда без хлеба останемся… Поликарпова бригада завсегда выручала.

      Настя широко раскрытыми глазами, не дыша, смотрела на Анфису. Она поняла все. В дальних навинах без навоза и сорняк не родится. Где же у нее-то глаза были? Еще комсорг… Ведь должна бы знать: Поликарп всю зиму болеет. Тот, колхозный радетель, за него и бригадой правит.

      Она быстро забегала по комнате. На столе вздрогнул и замигал светлячок керосинки.

      – Вот что, – сказала Настя решительно, – я Лихачева искать пойду.

      Анфиса безнадежно махнула рукой:

      – Как же, найдешь теперь нашего Харитона.

      – Ну дак я всех на ноги подыму. Палку возьму да под каждым окошком стучать буду.

      – Не выдумывай. Женки весь день с сеном маялись – из-за Синельги вброд доставали…

      Настя с отчаянием всплеснула руками:

      – Да ведь, может, завтра ручьи побегут. Ты что, Анфиса Петровна, не понимаешь?

      Анфиса нахмурила брови:

      – Разве ребят да девок кликнуть – давеча в клуб прошли.

      – А ведь и вправду!

      Настя схватила с вешалки Анфисину фуфайку, плат.

      – Пойдем, Анфисонька, тебя лучше послушают.

      Мишка Пряслин, взбежав на крылечко своего дома, осторожно открыл ворота, ощупью – пересчитывая шаткие половицы в сенцах – добрался до дверей. В избе темно, пахнет сосновой лучиной с печи, нагретым тряпьем. От передней лавки – посапывание спящих ребятишек.

      – Явился, полуночник. Уроки опять не выучил.

      Мишка, не обращая внимания на ворчание матери, приподнявшейся на постели, торопливо прошел в задоски[1] и, нашарив чугун с холодной картошкой, сунул несколько картофелин в карман. У печки под порогом с трудом разыскал рукавицы.

      – Да

1

 Задоски – часть избы спереди печи, отгороженная дощатой заборкой.