Развод. Есть только Ты. Марта Заозерная

приходят в движение. С каждым толчком мне требуется всё больше выдержки, чтобы, как пацану, не разлететься на старте. Напряжение скручивает внутренности, возбуждение долбит мозг.

      Дыхание Маши рваное. Обжигает мне кожу. Содрогаюсь от удовольствия.

      Её короткие ноготки с силой впиваются мне в спину. Бёдрами подаётся мне навстречу и стонет… Стонет… Стонет…

      Взгляда от неё не отвожу. Дивно хороша. Губы алые и припухшие от глубоких, жёстких поцелуев, волосы растрёпанные, на лбу проступили мелкие капельки пота. Она невероятно горячая.

      – Моя любимая девочка, – провожу пальцами по контуру её подбородка. Если бы кто-то знал, как сильно люблю её. – Ты такая мокренькая… Крышу сносит, – толкаюсь в неё глубже, наслаждаюсь моментом.

      Маша жалобно стонет, почти что скулит, когда я захожусь в череде мощных, жёстких толчков.

      Мимолетно касаюсь её губ своими. Обцеловываю её, облизываю, теряя счёт времени. Из мыслей в голове вертится только одна – подохну без неё. Мало её постоянно. Не хочу делить ни с кем.

      – Ты моя девочка, – вылетает на выдохе. – Только моя. Уничтожу любого, кто прикоснется к тебе, – толчки становятся резче и чаще. – Поняла меня?

      – Да! – у неё получается громко. Приподнявшись, тянется и целует меня в плечо. – Я тебя очень люблю.

      Снова стонет, наполняя меня счастьем. Тону в ней, как в омуте.

      Стоит только ускорить движения и более жёстко насадить жену на себя, как её тело пронзает шквальная судорога. Пальчики сминают мою кожу. Тело резко выгибается. Ртом воздух хватает. А мгновенье спустя обмякает, утаскивая меня в пропасть за собой.

      Как и всегда Маруся вскорости вырубается. Я же не могу уснуть до утра. Хочется растянуть приятный момент. Запомнить его. То и дело касаюсь губами её влажных волос, втягиваю в себя родной запах. Прижимаю крепче к себе.

      Стоит солнечным лучам показаться в окне, как входная дверь хлопает, извещая о том, что со спокойствием в доме покончено.

      Глава 8

      Сергей

      Маша обхватывает обеими ладошками мои щёки, покрытые тёмной, короткой щетиной, и поднявшись на пальчики, заглядывает в глаза.

      – Пожалуйста, ты только не злись и не ведись на провокации мамы, – просит меня умоляюще.

      Ей страшно. Каждый раз страшно. Боится пересечь точку невозврата. Я тоже боюсь.

      Стоило двери хлопнуть, как Маша проснулась, сходу подорвавшись. Пока я надевал брюки, она успела натянуть на себя домашнее платье и собрать волосы в высокий хвост.

      Гул её сердца выдаёт внутреннее напряжение. Колотится, словно бешеное. Гулко бьётся о грудную клетку.

      – Дочка, спишь что ли всё ещё? – из глубины квартиры слышится голос тёщи.

      Претензия различима. Наезд – её манера общения. Все кругом несостоятельные дебилы. Надо учить, тыкая носом в дерьмо.

      Маша сглатывает. Нервничает. Реакция Цербера ясна же будет: «Какого хрена ты в постели? Солнце встало – пол не мыт». Но ничего, сегодня и у неё тоже будет стресс. Столько