Мы из прошлого. Юсиф Гасанов

овно каменные грибы на гигантской грибнице. Город, еще не стряхнувший с себя остатки ночного забытья, медленно, словно нехотя, пробуждался к жизни. Звуки улиц, приглушенные сырым воздухом, доносились до подвала особняка Орловых лишь отдаленным гулом.

      В этом подвале, вдали от городской суеты, за толстыми каменными стенами, в атмосфере сосредоточенного молчания и тайны, готовилось событие, способное перевернуть представления о времени и пространстве. Здесь, среди лабиринта медных труб, блестящих шестеренок, шипящих паровых котлов и замысловатых механизмов, словно гигантское механическое сердце, билась фантастическая конструкция, невиданная прежде ни одним человеческим оком. Это был хроноскоп – воплощение дерзкой мечты профессора Григория Романовича Орлова.

      Профессор, мужчина пятидесяти пяти лет, с высоким, словно высеченным из камня, лбом, испещренным сеткой морщин – следами бессонных ночей и неустанных размышлений, – и проницательными, темно-синими глазами, беспокойно прохаживался вокруг своего детища. Его короткие, седые волосы, обычно аккуратно приглаженные, сейчас были слегка взъерошены, а на обычно бесстрастном лице застыло выражение напряженного ожидания. Он был одет в простой, но безупречно чистый халат из темно-серого сукна, под которым виднелся белоснежный льняной жилет и строгий галстук. В руке он держал тяжелый серебряный хронометр, постоянно поглядывая на него, словно боясь упустить какую-то важную, роковую секунду.

      Рядом с ним, словно тень, неотступно следуя за каждым движением дяди, стоял его племянник, Дмитрий, молодой человек двадцати одного года. Высокий и подтянутый, с живым, любопытствующим лицом, обрамленным густыми каштановыми кудрями, и яркими, изумрудно-зелеными глазами, он с нескрываемым восхищением всматривался в диковинный аппарат. Его одежда – практичный костюм из коричневого твида и высокие, зашнурованные сапоги – говорила о том, что он предпочитал удобство светским модам. В его взгляде не было и тени высокомерия, свойственного многим молодым аристократам. Его гораздо больше интересовали научные эксперименты дяди, чем балы, приемы и прочие развлечения высшего света.

      Воздух в подвале был насыщен запахом машинного масла, горячего металла и озона. От работающего парового котла исходило ровное, успокаивающее шипение, словно гигантский зверь мирно похрапывал во сне. Свет газовых рожков, отражаясь от полированных медных деталей машины, создавал впечатление чего-то волшебного, нереального, словно они находились не в сыром подвале, а в волшебной мастерской какого-то средневекового алхимика.

      – Все системы проверены и готовы к запуску, Дмитрий, – произнес профессор, его голос слегка дрожал от волнения, которое он с трудом сдерживал. – Через несколько минут мы с тобой отправимся в небольшое путешествие… в будущее.

      Дмитрий, не в силах сдержать переполнявшее его любопытство, подошел к машине и вновь заглянул внутрь.

      – Расскажи еще раз, дядя, как это работает? – попросил он, указывая на сложную систему шестеренок, цилиндров и трубок. – Я хочу понять до конца, прежде чем…

      – В основе лежит моя теория о многомерности времени, – начал профессор, и глаза его загорелись фанатичным блеском. – Время – это не просто линейная последовательность событий, как принято считать. Это многомерное пространство, ткань, которую можно деформировать, создавая временные вихри, своего рода порталы между эпохами. И эта машина, Дмитрий, – он похлопал по блестящему меднму корпусу хроноскопа, – генерирует именно такие вихри, позволяя перемещаться в любую точку прошлого или будущего. Представь себе реку, Дмитрий, реку времени… Мы можем войти в нее в одной точке, а выйти в совершенно другой.

      Дмитрий, несмотря на свой живой ум и интерес к наукам, все еще с трудом представлял себе все эти сложные концепции. Он воспринимал их скорее как волшебство, чем как науку.

      – А это действительно безопасно? – спросил он, голос его слегка дрожал.

      – Разумеется, – твердо ответил профессор, хотя в глубине души он и сам не был до конца уверен в успехе своего эксперимента. – Я провел бесчисленное множество экспериментов на животных. Мыши, крысы, даже моя любимая собака, Барбос, – все они благополучно перенесли путешествия во времени. Некоторые, правда, вернулись слегка… растерянными. Но это временное явление. Теперь же настало время испытаний на людях. И мы с тобой, Дмитрий, станем первыми хрононавтами!

      Григорий Романович подошел к панели управления и, после недолгих раздумий, ввел необходимые координаты: 1783 год, ноябрь, плюс один месяц. Затем, глубоко вздохнув и перекрестившись, он решительно повернул ключ зажигания. Машина ожила. Паровой котел загудел с утроенной силой, медные трубы завибрировали, а воздух вокруг задрожал, словно от мощного невидимого удара. Подвал наполнился ярким, ослепляющим светом…

      …Свет был настолько ярким, что Дмитрий невольно зажмурился, закрывая лицо руками. В ушах зазвенело, а тело словно пронзило тысячей невидимых игл. Ощущение было странным, неприятным, словно его выворачивали наизнанку, растягивали и сжимали одновременно. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем все прекратилось.

      Он осторожно открыл глаза и огляделся