Хороший день. Оскар Фиш

елялось средь других серых будней. По обычаю, ранний звонок будильника прервал тишину и заставил продрать слипшиеся глаза. Ещё десять минут ушло на попытки догнать ускользающий сон, но он таял быстро, как пар изо рта на лютом морозе. Горячей воды не было уже добрых несколько лет, и приходилось принимать холодный душ, но к этому он давно уж привык. Стандартный завтрак состоял из стакана киселя с тремя бутербродами. Последний бутерброд Иван доедал уже в коридоре, накидывая на плечи черный кожаный плащ. Внизу его ожидал служебный автомобиль, бестолковый подчиненный, прокуренный, как коптильня, салон и полчаса нудной дороги на работу, в Управление № 9. Двери шумно захлопнулись за его спиной, пережеванная колбаса с хлебом провалились в нутро. Спешным шагом он спустился по лестнице и, отворив двери подъезда, оказался на улице. Прогорклый дым папирос тянулся с машины аж до крыльца. За рулем старенькой черной буханки сидел упитанный детина с крестьянским лицом и жадно пускал густой папиросный дым из открытого окна.

      ‒ Здоров, Петруха!‒ усевшись на переднее сиденье, поздоровался Иван.

      ‒ Доброе утро шеф,‒ ответил водитель.

      ‒ Давно ждешь?

      ‒ Минут десять, может,‒ почесал макушку Петруха и тут же добавил:‒ А может, и тридцать. Я-то не считал… Вот дядя-то мой, он у меня в Центральном Управлении служит…

      ‒ Ты уже рассказывал о дяде своем,‒ перебил водителя Иван.

      ‒ Наверное,‒ промычал Петруха,‒ всего-то не упомнишь.

      ‒ Ну, поехали тогда,‒ кивнул Иван.‒ Что стоять-то.

      Петруха сделал две глубоких затяжки, одну за одной, выбросил окурок с окна и нажал на педаль. Несколько минут ехали в абсолютном безмолвии, в которое вмешивался только стук разбитой ходовой автомобиля.

      ‒ Шеф, надо бы как-то нашего бегемотика в мастерскую загнать,‒ нарушил молчание Петруха.

      ‒ Бюджета нет,‒ буркнул Иван.‒ Каждая копейка сейчас на счету.

      ‒ Так, может, без бюджета-то этого,‒ пожал плечами Петруха.‒ Приедем нежданно-негаданно, корочки покажем и срок поставим, чтоб к вечеру не тарабанило ничего!

      ‒ Нельзя так, Петруха,‒ вздохнул Иван.‒ Нельзя.

      ‒ Эт чего же нельзя?!

      ‒ Закон!..‒ начал говорить Иван, но тут же запнулся и тихо добавил:‒ Правила таковы.

      ‒ А дядя мой говорит, что правила эти для вас, для меня… в общем, для хороших людей, а не для гниды этой треклятой!

      ‒ Наше дело маленькое. Есть приказ ‒ делаем.

      ‒ И то верно,‒ глупо похихикал Петруха.

      ‒ А на ремонт машины напишем ходатайство… Может, что и выгорит.

      Иван грузно вздохнул, облокотился лбом о стекло и упер усталые глаза за окно: пасмурное утро, усланная глубокими ямами дорога, разбросанный на тротуарах мусор… Длинные столбы вдоль дороги покрывались толстым слоем коррозии. Бесконечные провода заслоняли серое небо, подобно тюремным решеткам. Окна домов были заколочены прогнившими досками. Три черных ворона пили воду из лужи. Худенькая черная кошка тащила в зубах жирную крысу. Машина въехала в яму: Иван аж подпрыгнул, ударившись головой о раму. Подчиненный зло ухмыльнулся. Навстречу катил черный воронок, лениво переминаясь с боку на бок. Петруха посигналил ему и нажал на педаль газа.

      ‒ Не гнал бы ты так,‒ сказал Иван.‒ Дорога вся в ямах.

      ‒ Раньше к работе приступим ‒ больше успеем!‒ восторженно сказал Петруха и добавил:‒ Дядя так всегда говорит.

      Иван вновь отвернулся к окну и постарался вернуться в утренний сон. Он почти не помнил его, однако один образ все же врезался в память. Этот образ приходил к нему во сне совсем неожиданно, но почти каждую неделю, на протяжении последних нескольких лет. Образ его сына Платона, с которым он не виделся уже целых пять лет, с тех самых пор, как не стало жены. «Как же давно это было!‒ стал вспоминать он.‒ Вроде прошла целая вечность, как будто все происходило совсем в другой жизни: жена, сынишка, пикники на природе, вечерами настольные игры, горячая вода текла с крана, на завтрак ели яичницу… глазунью! Что я упустил в этой жизни? Почему сын решил переехать… переехать в какой-то мелкий городишко со столицы?! Все это случилось тогда… в тот проклятый февральский день, когда забрали жену. Но когда она успела предать нашу родину… Когда?!»