Настойка мерилина. Новый эликсир молодости. Мурат Тюлеев

цать пять дворов, ферма, гараж, отделение! Даже школы нет. Клуба подавно. Есть только старая библиотека. Начитанные маёвские школяры ездят учиться в соседнее село, где их презрительно называют колхозниками. Единственное, чем знаменита Маёвка, это ее расстояние до Воскресенска. Марафонская дистанция. Поэтому воскресенские спортсмены любят бегать по разбитой маёвской дороге. Добегут, купят в местной лавчонке колу, сидят, ждут автобус.

      Наташа продавала марафонцам, похожим на древних греков, просроченную колу. Спортсмены задавали девушке один и тот же вопрос: «У вас в Маёвке все девчата такие красивые?» На что Наташа остроумно отвечала: «Нет, я одна такая». Но Наташу никто не звал в город. Древние греки садились в автобус и уезжали. Наташа долго махала вслед автобусу, и мечтала, что когда-нибудь отправится следом за греками и покорит греческую столицу. Но годы шли и шли, Наташке стукнуло 25. Пришло время выходить замуж.

      Самым достойным парнем в Маёвке Наташе казался Генка Кручинин. Вообще-то, Генка давно уже не был парнем, ему было неизвестно сколько за 30, ходил он все время небритый, что вовсе затрудняло определение возраста. Генка уже бывал женатым. Бывшая жена била Генку, поэтому он с ней развелся. Дал он себе слово не жениться вторично. А если и жениться, то на кроткой, слабой и беззащитной девушке. Чтобы можно было семейные конфликты разрешать без крови. Но так гладко не получилось.

      Генка любил просроченную колу. Свой визит в лавку он начинал с пространной тирады о том, что буржуазные напитки, все эти проклятые колы, вызывают рак в организме. И пить их просто медленная смерть. Поэтому, шутил Генка, Наташа губит бесценный генофонд деревни. А что такое генофонд Маёвки? Это Генка. Гено-фонд. Разве не понятно? Посмотри, Натаха, на Генку. Видишь высокий лоб, прямой нос, выдающийся подбородок, глубоко посаженные синие глаза? Генка – ариец. Если выйдешь за такого, враз улучшишь собственную породу. А пока дай мне бутылку колы, у меня к ней иммунитет.

      Хоть и не нравился Генка Наташе стопроцентно, она понимала, что он, действительно, в деревне лучший. Пьет меньше других, водительские права сохранил, из гаража еще не выгнали. Завидная партия. За таким будешь, как за каменной спиной. Или за стеной. Без разницы. У Генки спина каменная, Зойкиной сковородой закаленная. Решила Наташа выйти замуж за Генку. Последним аргументом в пользу Кручинина стал разговор о жизненных перспективах. Наташа спросила Генку: «Как смотришь насчет того, чтобы перебраться в Воскресенск? Ну, когда-нибудь». Генка почесал свой арийский подбородок и сказал куда-то в небо: «Ну, чо! Когда-нибудь переберемся!» И Наташа поняла, что у этого человека есть перспектива. Что он, так же, как и она, умеет смотреть в небо и мечтать. Глядя на дорогу, ведущую в греческую столицу.

      Свадьба была скромная. Всего три стола с двумя заходами, без тамады, но с ди-джеем. Наташкин двоюродный брат, которому на семнадцатилетие подарили музыкальный центр, крутил несколько дисков до самого утра. До утра танцевали Наташка и Генка. К рассвету стало больше медленных танцев. На один из медленных невесту пригласил дружка, Генкин товарищ из гаража. И показалось Генке, что как-то интимно прижимаются его невеста и дружок. Дружку Генка бить не стал. Все-таки товарищ, работают вместе. А вот Наташу жених вывел за сарай и врезал. Так что у Наташи искры из глаз посыпались. Девушка ничего не поняла. Все произошло очень неожиданно. Было больно и обидно.

      Прямо со свадьбы Наташа убежала домой. Мать уговаривала вернуться к законному мужу. «Посмотри вокруг, – сказала мать, – никакой у тебя тут перспективы. Твою комнату я уже командировочным отдала. Тебе тут даже ночевать негде. Я уж думала, что нахлебницей теперь не будешь». Наташа заметила, что получала в лавке шесть тысяч рублей, на которые и жила их небольшая семья. Да что уж, ответила мать, ты теперь Кручинина. Думаешь, меня отец не колотил? А ты повода не давай, не дразни мужика, к чужим парням не прижимайся! Наташа сразу перестала плакать, странно посмотрела на мать и вышла. С твердым намерением более не терпеть обид от Генки, а в случае чего сразу же паковать чемоданы и уезжать в Воскресенск.

      Наташа вернулась в дом жениха. Там уже все спали. Спали родители Генки, спал ди-джей, спал в обнимку с Зойкой законный Наташкин муж. И Наташа спать легла. На сундук с приданым.

      Утром Генка проснулся, стал молить Наташу о прощении. И Наташа простила. И зажили Кручинины спокойной, странной, загадочной жизнью, без прошлого и будущего, в некоем состоянии ощущения только одного единственного мгновения, которое и зовется, как в песне пелось, жизнью. Ни вчера, ни завтра, ни приятных воспоминаний, ни обнадеживающей перспективы. Пообещал Генка жену кулаками не бить и сдержал свое слово. Теперь в случае чего таскал за волосы. Половину шикарных светлых Наташкиных прядей повыдергивал. И при этом добавлял то ногой, то коленом. Поэтому на Наташкином лице синяков не было. Сплошь на теле были ссадины и пятна.

      Так прошло пять лет. Незаметно миновал тридцатый день рождения. И пролетела пятилетка как один день. Все в тумане каком-то, даже рождение ребенка Наташа толком не помнит. После родов все стало еще туманнее. Вспоминая эти годы, видит себя Наташа то сидящей на завалинке с ребенком, прижатым к груди,