Наталия Гончарова. Лариса Черкашина

усталости не знают,

      И слух людей (увы!) безжалостно терзают.

      Что ж делать Соловью? лететь подале прочь. —

      Жестокие врали и прозой и стихами!

      Какому Соловью петь можно вместе с вами!

      И как неожиданно сбылись те строки, что когда-то Натали девочкой записала в ученическую тетрадку:

      Теперь, в этих безыскусных строках старой басни чудится некое предчувствие беды…

      Суть ее проста и гениальна: никогда истинному певцу не ужиться с крикливым вороньим хором.

      Какому Соловью петь можно вместе с вами!

      Это последняя строка. Перевернута страница, тетрадь закончилась. А чуть ранее, вот оно, двустишие:

      …звезду златую

      Смерть сорвала.

      В тетрадке по русской грамматике – тоже неожиданная строка: «На тебе рука моя!»

      Будто бы Наташе Гончаровой все было ведомо уже тогда!

      Нет, поистине, в двадцать первом столетии, когда о судьбе Наталии Гончаровой столь много известно, эти ее детские записи несут некий сокровенный, провидческий смысл. «Бывают странные сближения», – некогда заметил поэт.

      Но кто же автор басни? Известно лишь, что была она напечатана в первом русском альманахе «Аониды» за 1796 год. Ни литературоведы, ни знатоки поэзии, ни пушкинисты не могут с точностью назвать автора трагической басни, которая запала в душу будущей жене великого поэта.

      Возможно, кто-либо из баснописцев, популярных в то время в читающем обществе, – Иван Хемницер, Иван Дмитриев, Александр Измайлов.

      Кто осмелится продолжить поиск и с достоверностью назвать поэта-баснописца? Это было бы важным, чтобы полнее постичь духовный мир избранницы Пушкина.

      «Что от небес одарена»

      В тиши затерянной в калужских лесах усадьбы и в московском доме на Большой Никитской свершалось неприметное чудо: маленькая Таша Гончарова день за днем прилежно исписывала тетрадь за тетрадкой, благо бумаги было вдосталь, и бумага была своя, «гончаровская», лучшая в России.

      И заполнялись чистые страницы, и в детскую головку ложились знания о далеких странах и загадочных морских архипелагах, о мифах Древней Греции и основах российского синтаксиса, о походах персидского царя Дария I и правилах французской грамматики.

      Таша Гончарова не по-детски рассудительна: «Говорить и писать значит сравнивать и судить; а потому слова должны быть в таком порядке, в каком понятия рождаются одному от другого…» Она имеет свое мнение, и ей не может нравиться, что «Плутарх, описывая поход греков под предводительством Александра, говорит неправильно, удаляет от главного предмета введением многих вставочных речей…». Она уже знает, что «связь понятий зависит от состояния души», и разбирает, как избежать сбивчивости «в живописной ораторской речи».

      Мелькают дни и месяцы 1821 года. Таша Гончарова только-только начинает постигать школьные премудрости, а ее будущий избранник – уже признанный автор «Руслана и Людмилы». В этом году о нем, как о подающем надежды русском поэте,