Генерал Абакумов. Палач или жертва?. О. С. Смыслов

письменным столом в небольшом узком кабинете. Мы смотрели друг на друга молча. Глаза мои наполнились слезами. Казалось, что и Андрей заволновался. Возможно, мне хотелось хотя бы это в нем увидеть.

      У нас были схожие биографии: оба мы были детьми профессиональных революционеров…

      Деятельность Андрея Свердлова нельзя было расценивать иначе как предательство. На меня смотрели глаза Каина. Но виновником катастрофы и его, и моей было одно и то же лицо – Сталин.

      Молчание Андрея было невыносимо, но и сама я на некоторое время потеряла дар речи. Наконец взорвалась:

      – О чем будете допрашивать, Андрей Яковлевич? Николая Ивановича уже нет, и добывать ложные показания против него не имеет смысла, после драки кулаками не машут! А моя жизнь – она у вас как на ладони, не вам о ней допрашивать. И ваша до определенного времени мне была достаточно ясна. Именно поэтому я защищала вас, заявляя, что к контрреволюционной организации вы не могли быть причастны.

      Андрей, облокотившись о письменный стол, ссутулившись, смотрел на меня загадочным взглядом и, казалось, пропустил сказанное мимо ушей. И вдруг он произнес слова, никоим образом не относящееся к следствию, возможно, правильней сказать, к теме нашего разговора:

      – Какая у тебя красивая кофточка, Нюська! (Нюсей меня называли мои родители и все мои сверстники.)

      Пожалуй, в этот момент я почувствовала жалость к предателю, подумав, что и он в ловушке, только зашел в нее с другой стороны.

      – Так, кофточка моя тебе понравилась (я тоже обращалась к Андрею то на “вы”, то на “ты”, в зависимости от того, какие эмоции брали верх), а что же не нравится?

      Андрей тотчас же собрался, и в нем проявился следователь. Он проговорил знакомые казенные слова, слышанные мною не один раз из других уст:

      – Вы распространяете вредные антисоветские измышления, будто процессы есть судебная инсценировка и ваш Бухарин никаких государственных преступлений не совершил.

      Все один и тот же мотив. Однако слышать эту песню от Андрея Свердлова было несравненно тяжелее, чем от Сквирского или Берии.

      – А вы думаете, – воскликнула я, – что большевики предали дело всей своей жизни? Думайте, если вам так выгодно думать и легче жить. Неужто вы искренне считаете, что ваш близкий друг, Дима Осинский, – контрреволюционер, а вы нет! Что Страх Ганецкий – враг народа, а вы друг! Вероятно, вы их тоже допрашивали! Да разве только их, не меня же одну!

      – Вас не касается, кого я допрашивал! – крикнул Андрей.

      Затем, как и Берия, он зафиксировал внимание на моих разговорах с Лебедевой. Выразился так:

      – Болтала слишком много, и стихами и прозой, а из этой болтовни наворотила гору лжи…

      …Я сразу же сообщила ему, что “враг народа” Бухарин после его, Андрея, ареста звонил по телефону Сталину и просил за него.

      Мой следователь изменился в лице, покраснел от волнения.

      – Неужели? – переспросил он, хотя великолепно понимал, что это правда,