Час пик для новобрачных. Татьяна Полякова

аварии? – сморщив лицо, спросила тетка. – Вон там на стене прейскурант…

      – Можно мне его увидеть?

      Она растерянно моргнула, потом подошла поближе, молча глядя мне в лицо, и вдруг сказала:

      – Ты вот что, милая, ты сядь… вот сюда на стул…

      – Не беспокойтесь, я хорошо себя чувствую.

      – Не похоже. Не надо тебе на него смотреть. Таких в закрытом гробу хоронят. Мы все сделаем…

      – Я хочу его видеть, – зло повторила я.

      Тетка попятилась.

      – Ну… Идем…

      В дверях мы едва не столкнулись с пожилой женщиной в грязном халате, она посмотрела на меня без одобрения и перевела взгляд на коллегу.

      – Это его жена, – торопливо пояснила моя провожатая.

      Я сделала еще шаг и увидела каталку, а вслед за этим… «Это неправда», – пронеслось у меня в голове, и я начала медленно оседать на пол.

      Резкий запах нашатыря привел меня в чувство, я привалилась к стене, а взгляд мой искал каталку и то, что на ней.

      – Все в порядке, – хрипло сказала я. – Не беспокойтесь. – И заставила себя подойти.

      При виде того, что представлял собой труп, мутился рассудок. Я не должна была приходить сюда. Глеб остался бы в моей памяти красивым сильным мужчиной, а теперь, думая о нем, я буду видеть лишь то, что вижу сейчас. Я никогда не смогу избавиться от этого.

      Я заплакала в бессилии, кусая губы, и вдруг поймала себя на мысли, что отказываюсь верить в то, что до жути обгорелый труп передо мной – это Глеб. Все во мне протестовало, точно это злая шутка, которая ни при каких обстоятельствах не может быть правдой.

      – Это не он! – решила я, не сразу сообразив, что кричу, а потом наступило спасительное беспамятство.

      Когда я пришла в себя, за окном шел дождь. Я лежала на кушетке, надо мной склонился врач и монотонно что-то говорил. Я не очень-то слушала, боязливо косилась за его спину, где угадывалась дверь, и мысленно повторяла: «Это не Глеб. Я же знаю, это не он».

      Мысль эта помогла мне собраться с силами. Я сделалась очень спокойной и даже договорилась с женщинами обо всем необходимом. «Это не имеет никакого отношения к Глебу», – думала я при этом и поторопилась уйти. Я почти смогла убедить себя в том, что так оно и есть на самом деле, но, вернувшись домой и собирая его вещи, я вновь почувствовала страшную тоску и отчаяние, и никакие спасительные мысли мне уже не помогали. Я каталась по полу и выла, отбрасывала прочь костюм, и зарывалась в него лицом, и вновь отбрасывала и, как в бреду, твердила:

      – Господи, господи… – не зная, что просить у бога.

      Телефонный звонок прозвучал в осиротевшей квартире как набат. Я бросилась к телефону с нелепой мыслью, что труп в морге в самом деле кто-то другой, что все как-нибудь разъяснится и Глеб, живой и невредимый, вдруг скажет: «Как дела, дорогая?»

      – Полина… – Голос звучал испуганно. – Это Володя. Можно, мы приедем?

      – Да, – ответила я разочарованно и бросила трубку, жалея, что согласилась, мне никто не был нужен, никто, никто…

      Они приехали очень быстро,