Красное бедствие. Рита Хоффман

за эти годы Савьер все же добился – теперь она могла перебить его или выразить несогласие, когда они оставались наедине. Зоуи продолжала соблюдать границы, установленные для нее Фрием, но порой позволяла себе вольности, хитро прищуривая в такие моменты глаза.

      Савьеру ужасно нравилось, когда она щурилась.

      – Я уже не ребенок, – продолжал упрямиться он. – Или мне придется отвоевывать право самостоятельно надевать штаны так же долго, как я отвоевывал самостоятельное купание?

      – Я до сих пор не могу простить себе то ваше падение, – пробормотала Зоуи. – У вас ведь шрам на подбородке остался. Если кто-то узнает…

      – Не узнает, я ведь обещал. И пока ни разу не нарушил данного тебе слова.

      Она прикусила губу, пытаясь принять верное решение. Это Савьер в ней тоже любил.

      – Я отвернусь, – наконец сказала Зоуи, – но уходить не стану.

      – Договорились.

      Она послушно отвернулась и оперлась на один из столбиков кровати.

      – Можешь сесть, – сказал Савьер, торопливо натягивая штаны. – Если хочешь.

      Последние слова он добавил поспешно, чтобы Зоуи не подумала, что он приказывает ей.

      Мало ему было искалеченной ноги, так он даже влюбиться в кого следует не сумел! Насколько проще было бы любить Амели. Будь его чувства к ней так же сильны, как к Зоуи, он бы давно заставил отца поженить их.

      Но, к сожалению, их с Амели связывала лишь нежная дружба: они оба знали, что рано или поздно поженятся, и оба смирились с этим.

      – Готово. – Савьер оперся на трость и выпрямился. – Что скажешь?

      Цепкий взгляд Зоуи скользнул по его лицу, затем переместился ниже. Савьер надеялся, что выглядит хотя бы не жалко.

      – Прекрасно, – заключила Зоуи.

      Она подошла ближе и беззастенчиво принялась заправлять рубашку за пояс его штанов.

      – Сейчас все носят так, чтобы похвастаться украшенными камнями пряжками ремней, – пояснила она, увидев замешательство на лице Савьера. – У вас тоже был такой, сейчас найду.

      Она принялась копаться в сундуке, а Савьер прикрыл глаза, стараясь заставить сердце успокоиться. Близость Зоуи сводила его с ума, и он не мог думать ни о чем, кроме нее. Даже скорбь по отцу отступила, что ужасно его огорчало: скорбеть по почившему родителю следовало не меньше двадцати дней.

      «Меня покарают Трое, – думал он, разглядывая склонившуюся над сундуком Зоуи, – и это будет совершенно заслуженно».

      Заповедями Трех в их семье принято было пренебрегать. Как любил говорить Фрий: «Для лордов и леди Больших Домов существуют лишь те законы, которые им по нраву». Савьер никогда не молился до синяков на коленях, но старался соблюдать заповеди богов так часто, как только мог. К тому же это было единственное, в чем он мог обойти брата – для Лаверна Трех будто не существовало. Даже сегодня он отменил траур по отцу и позволил себе устроить праздник.

      – Так намного лучше.

      Зоуи отошла и придирчиво осмотрела его. К ушам Савьера