Повесть ведьминых лет. Юлия Ларичева

себе местом очень примечательным. Изогнутый, не широкий, но и не узкий, достаточно хорошо освещённый слегка запылёнными лампами. На полу – полосатый плетёный ковёр жесткой нити, об который постоянно кто-то запинался.

      В коридоре смешивались запахи съестного с кухни и табака из гостиной, где жители дома любили задумчиво посидеть у камина. А ещё в коридоре обитал сервант. Он выплывал из-за поворота монструозной тушей и словно никому не хотел давать доступа к тому, что внутри.

      Тётушка Ли, по её словам, хранила там: "Всего понемногу, чего уж, посуду, пряности, – тут она неизменно лукаво подмигивала, – и всякие колдовские корни и травы, позволяющие из самого простого блюда или напитка сотворить что-то волшебное".

      "Вот, возьми, мой особый чай. От простуды и следа не останется!"– причитала она и совала с грубоватой нежностью в руки большую благоухающую кружку. После, у камина, забавно грозила кочергой: "Пей, пока не остыл!"– и укрывала пледом, что-то тихо напевая под нос.

      "Мелисса от головной боли, ромашка и шалфей для горла, немного кореньев, имбирь и солодка, и ещё лепесток клевера – на счастье", – отвечала она на вопрос о том, что же входит в состав варева. И сколько я себя помню, ингредиенты каждый раз были разные.

      После, убаюканный тихим пением и огнем в камине, я засыпал в необъятном уютном кресле, а наутро был бодр и первым делом шел наколоть дров в поленницу.

      И вот как-то раз мне повезло застать тётушку в коридоре, когда её руки были почти по локоть погружены в тёмные недра серванта. Я загляделся на перевязанные бечёвкой пучки трав, на коренья в банках тёмного стекла и на семейство пузатых горшочков, в которых тётушка иногда запекает мясо.

      – Убереги свой любопытный нос от встречи с половником, мальчик, – как нерадивого ребёнка отчитала она меня, хотя вновь гостить в её доме я начал лишь разменяв третий десяток. – Здесь спрятано волшебство! – улыбнувшись, сказала она и покосилась украдкой на надёжно задвинутую от "всяких неразумных мальчишек, которым дай только волю разболеться"пузатую бутылку бренди.

      Основной закон ведовства гласит: вы всё решаете сами

      По правде говоря, многие ведьмы могли за всю жизнь ни разу не сотворить серьезное, очевидное колдовство (они лишь плели запутки и ловушки снов и проклятий, что за колдовство не считается, будучи скорее народным творчеством, и все остальное ведовство заключалось в занятиях медициной, здравом смысле и способности выглядеть сурово в остроконечной шляпе).

      Терри Пратчетт “Шляпа, полная неба”

      Тётушка Ли убирала чердак.

      Как беден иногда бывает язык, и как много порой значит контекст. Ведь фраза: "Тётушка Ли убирала чердак"не передаёт той эпичности, того скрытого героизма, той печати обречённости на лице тётушки, когда она решилась на подвиг. Сегодня или никогда! И разложила лестницу в небо.

      Разумеется, я не мог спокойно прохлаждаться, несмотря на отпуск, оставив тётушку воевать с легионами старья и пыли. К тому же, я был уверен, что уж чердак-то в этом доме точно окажется богат на всякие волшебные диковины.

      Несмотря на то, что тётушка – человек аккуратный и чистоплотный, ей не чужда простая бережливость людей, всё в жизни получающих собственным трудом. Поэтому вещи на чердаке появляются с завидной частотой, а магия уборки в нём творится лишь раз в году.

      Поэтому, когда я закончил подъем по довольно хлипкой выдвижной лестнице, меня приняло не самое волшебное, но и не совсем обычное помещение. Я-то уже навоображал себе что-то из фильмов ужасов: завешанные полотном проклятые зеркала или картины, большие кованые сундуки, которые лучше не открывать, безмолвные манекены в старинных платьях, кипы архивных папок и фотоальбомов…

      Впрочем, уж фотоальбомов тут было достаточно. Был и сундук, правда, из плетеного ротанга, в котором эти фотоальбомы и хранились. И даже зеркало было – самое обычное, без рамы, не разбитое – для того, чтобы понять, превратился ты в поросёнка или ещё можешь работать, смеясь, пояснила тётушка.

      Мы протирали вещи, переставляя с места на место. Что-то тётушка, скрепя сердце, разрешала выбросить или отправить в камин. И нет, это не мы провели добрые несколько часов за рассматриванием фотографий юной цветущей Ли и моей столь же юной матери: они улыбались фотографу посреди сада, кокетливо удерживая сложносочиненные шляпы – видимо, день был ветреный.

      Когда я спросил тётушку о заинтересовавших меня шляпках, получил в ответ несерьезный шлепок пыльной тряпкой по попе: "Никогда, мальчик, не спрашивай у уважающих себя ведьм про выбор фасона шляпки!"– намеренно высокомерным тоном проговорила она.

      – Видишь вон тот шкаф? – она махнула рукой, державшей тряпку, в сторону добротного платяного шкафа, и в воздух взметнулось ещё немного пыли. – У каждой честной ведьмы есть шкаф, полный шляп. Именно здесь скрыты наши величайшие победы и стыднейшие провалы.

      Разумеется, сунуть нос в содержимое мне тётушка и близко не дала.

      Но я видел, какой поволокой затянулись её глаза. Она заново окунулась в памятные события своей молодости, и проснувшаяся ностальгия стоила