Мармалы. Дмитрий Булгаков

реди этих волн на спине лежал Фрейт. Его глаза были закрыты, а сам он расслаблен и умиротворен. Он был в сладостно-томном ожидании встречи, встречи с той, ради которой он снова проскакал эти десятки миль. Казалось, ничего не могло нарушить его счастливое спокойствие. Но вдруг из ниоткуда, как будто материализовавшись из воздуха, возникли и тут же обрушились на него, тысячи мелких холодных иголок. От неожиданности и холода капель воды, Фрейта парализовало на доли секунды. Не успел он еще прийти в себя, как его окутал смех, озорной, мелодичный и такой желанный. Этот смех он узнал бы из миллиона других. Так смеялась Айшу, та, которую так ждал Фрейт. Вскочив на ноги он, побежал за озорницей, пытаясь схватить её в свои объятия, но у нее были другие планы. Ловко изворачиваясь, не переставая смеяться, теперь уже над его неуклюжими попытками поймать её, она каждый раз оставалась недостигаемой. И вот, наконец, Фрейт изловчился обхватить ее за талию, но в тот же миг, споткнувшись, кубарем полетел куда-то вниз, а Айшу как будто растворилась в его руках. Секунду назад он держал ее за талию, ощущал тепло ее тела, а сейчас ничего, лишь пустота и холод. Фрейт провалился в огромную, темную, сырую трубу уходящую куда-то вниз. Он летел вниз, не касаясь стенок трубы, но при этом точно повторяя её причудливые изгибы. В груди, что-то сдавило, толи от скорости падения, толи от ощущения беспомощности и тоски. С каждым поворотом ожидание ужаса становилось все сильнее и отчетливее, и вот его уже разрывало от смеси страха, вины, позора, тоски и безысходности… Все эти чувства смешались в безумном коктейле, и разрывали изнутри его в клочья. Он ясно ощутил, что он больше никогда не увидит Айшу, не увидит то пшеничное поле, то небо и то солнце. Что-то огромное, ужасное и неосязаемое, ждало его в этой бездне, и встреча с ним была неизбежна. Казалось, что нет больше того мира, остался лишь один этот безумный подземный аттракцион. Аттракцион, который вел в бездну. В бездну ужаса, боли, тоски. Он чувствовал, что он не один в этом аттракционе. Он никого не видел, но знал, что рядом с ним так же проваливаются в бездну десятки, а может сотни или тысячи людей: мужчин и женщин, детей и стариков. Большинство из них, как и он молчали, смирившись или не понимая своей участи, некоторые не громко всхлипывали, немногие истошно кричали, и как будто хотели сообщить, что то важное, тем, кто еще наверху, но смысл их слов он не мог разобрать, до него доносились лишь обрывки фраз полных отчаянья. И только один голос слышался все громче и отчётливее с каждым поворотом, с каждым метром вниз, и вот уже ясно и громко прозвучало:

      –СРОЧНОЕ, СРОЧНОЕ СООБЩЕНИЕ! ВСЕМ, ВСЕМ, СОБРАТЬСЯ НА ПЛОЩАДИ! ОБРАЩЕНИЕ ИМПЕРАТОРА!

      Фрейт открыл глаза. «Чертовы глашатаи» – проворчал он – «Как же вы надоели. Опять не дали поспать». На самом деле он был рад, что его кошмар прервался, хоть и таким не самым приятным образом. Он сел на кровати, потянулся, и еще не успел даже подумать, идти ему на площадь или нет, как дверь его комнаты распахнулась в нее вошла невысокая пожилая женщина, его мать.

      – Как хорошо, что ты уже встал, собирайся, мы с отцом уже готовы! И давай быстрее! – сказала она скороговоркой, тоном, не терпевшим возражения.

      Но Фрейт и не хотел возражать. В это утро, не отойдя после приснившегося кошмара, он был не готов на очередной спор с матерью, исход которого был предрешен, и как обычно закончился бы лекцией родителей о том, что: «Долг каждого Мармала Воина Света, любить и служить Мармалии и её Императору, нести Свет для всего Плоскогорья и не забывать о Великом Подвиге своих Предков, остановивших Тьму…». После того как его брат Ван пошел служить в Императорскую Гвардию, такие нравоучения Фрейту приходилось слышать особенно часто.

      Да и он действительно, скорее всего, был не лучшим подданным Мармалии. Еженедельные субботние встречи с глашатаями из столицы пропускал, в Гвардии служить не мечтал, да и что скрывать, Императора считал заносчивым и далеко не лучшим правителем. Он никогда не упускал случая, намекнуть своим близким о глупостях Императорской власти. Прямо об этом, особенно за пределами своей семьи, говорить было опасно, да и не зачем. Он же не Нармал. Это имя, ставшее уже нарицательным, носил его бывший учитель и бывший староста их деревни, попавший позже в опалу за критику его Святейшества Императора Воинов Света, Великого Аванта Первого, который, правда, тогда еще не придумал себе все эти титулы, и был просто Правителем Мармалии. Фрейт никогда не мечтал изменить Мармалию, его Мармалия его устраивала. Он мастерил свои игрушки и украшения, которые хорошо продавал на ярмарках, копил деньги, строил свой дом и мечтал жениться на Айшу. А сейчас он как никогда был близок к своему счастью. Он почти уже достроил свой дом с мастерской на краю деревни, в котором собирался жить после свадьбы, с самой прекрасной, по его мнению, эльфийкой.

      Площадь была полностью заполнена, когда Фрейт пришел на нее. Вся деревня была в сборе, и дети, и старики, все. Фрейт встал в сторонке и с удивлением осматривал своих земляков, он уже и забыл, что в деревне так много народу. По центру площади на пьедестале среди глашатаев и их охраны стоял староста деревни, толстый, невысокий, суетливый мармал. Сейчас он выглядел особенно взволновано, глаза его бегали, руками он то и дело вытирал с лица пот. Фрейт даже с удовольствием представил, что обращение будет об отстранении и аресте вороватого