Движуха. Андрей Константинов

стремится найти своего обидчика в трех случаях.

      – Это в каких же?

      – Случай первый: он хочет уличить негодяя и сдать властям, каковые вынесут справедливый приговор. Второй: хочет свести счеты сам, по закону мести. И наконец, третий: терпила желает получить денежную компенсацию за свои мытарства. Так каковы мотивы твоих боссов, Костя?

      Сигаретный дым в кабинете сгустился до физически ощутимой плотности.

      – Они же бизнесмены, – после некоторой паузы ответил Зеленков с улыбкой. Вот только улыбка была невеселой.

      – Они же бизнесмены, – повторил вслед за Костей Купцов. И попросил сигарету.

      – Ты же бросил, – напомнил Петрухин, протягивая пачку «Мальборо».

      – Я не бросил, я – приостановил, – машинально ответил Леонид. Думал он сейчас явно о другом.

      В комнате висел слоями дым, трое матерых профи сидели и молчали.

      – Значит, говоришь, бизнесмены? – повторил Купцов.

      – Бизнесмены.

      – Выражаясь старорежимным – «барыги»?

      – Типа того.

      – Барыга редко мечтает о мести, – резюмировал Леонид.

      Он громко закашлялся и сунул только что прикуренную сигарету в переполненную пепельницу.

* * *

      Барыге не нужна месть. Барыге нужны бабки. Поэтому объятые пламенем камикадзе из «Феникса» не обрушатся на «Манхэттен». Серое нью-йоркское небо, пробитое башнями «Америкэн-интернешенс-билдинга» и «Трамп-билдинга» вторично, после приснопамятного «Фаренгейта 9/11», не вздрогнет от клекота огненных птиц-мстителей. Нет, они, разумеется, туда прилетят, но только для того, чтобы поклевать жемчужных зерен в закромах золотой Уолл-стрит. Чужой «любимый город» может спать спокойно. Потому что… барыге не нужна месть, барыге нужны бабки.

      Второй раз кряду Купцов покидал офис «Магистрали» в состоянии внутреннего клокотания и раздражения. Но если в первый раз его негатив был связан исключительно с непонятными до поры до времени действиями Петрухина, то вот теперь его негодование было обращено внутрь себя и адресовано исключительно себе любимому. Леонид поначалу даже не понял: с чего он вдруг так взъерепенился? Всяко ведь не из-за идиотских нью-йоркских ассоциаций, навеянных словом «Манхэттен» и памятью о городе, в котором никогда не был? И лишь теперь, выкатившись вместе с Димкой на улицу Казанскую и направляясь к зачаленному на стояке «фердинанду», он понял, что причина нынешней злости кроется в отчетливом осознании того факта, что он – бывший следователь Купцов – играет на поле барыги и представляет интересы барыги же.

      – А чего ты, собственно, ожидал? – как можно нейтральнее спросил Петрухин, на раз-два раскусивший настроение напарника. – Ты все правильно щас сказал: барыга редко мечтает о мести. Нет, возможно, он о ней и мечтает. Но когда появляется выбор между мщением и денюжкой, выбирает, естессно, денюжку.

      – И тебя здесь ничего не смущает?

      – Абсолютно ничего. Это, брат, марксизЬм.

      – Не знаю, марксизм это или, напротив, какой-нить мазохизм. Но в любом случае получается, что я сейчас работаю не ради того, чтобы