Звереныш. Евгений Щепетнов

и надсмотрщики. Внутри у него все кипело – как смеет этот безродный ТАК с ним разговаривать?! Тварь! Животное! Если бы не эта сделка, если бы не выгодные заказы… Тварь! Тварь! Тварь! Может, нанять убийцу? Грохнуть этого наглеца?! А что – за тысячу-другую серебра любой убийца запросто всадит в его затылок каленый болт! Ну не за тысячу… может, и подороже – все-таки это Вожак, – но всадят, да. Только вот что потом? Что будет делать Секретная служба? Само собой – начнет рыть землю, разыскивая убийцу. А когда найдет…

      Нет, как ни хочется завалить гада – не получится. По крайней мере – пока не получится. Да и зачем? Деньги от него идут хорошие, выгодный клиент. А то что он с гонором, – можно и забыть. Деньги перекрывают все. Или почти все.

* * *

      Щенок съежился в углу, прижавшись спиной к стене. Он внимательно и настороженно следил за происходящим, и когда возле решетки появились трое людей в черном, замер и постарался сделаться незаметным. Он чуял исходящую от этих людей угрозу. Мужчины были спокойны, бесстрастны, но что-то в их облике говорило: «Меня нельзя тронуть безнаказанно! Я – смерть!»

      Это чуяли и другие мальчишки, отпрянувшие от решетки. Они испуганно следили за чужаками, украшенными знаками-черепами, и тихо переговаривались, стараясь не смотреть страшным людям в глаза, как не смотрят в глаза сильному сопернику молодые звери – ведь это может быть воспринято как вызов, как призыв к атаке!

      Мужчины переговаривались, разглядывали маленьких рабов, и когда у клетки появился коротышка, главный на корабле, отошли в сторону, не глядя на замерших в ожидании пленников.

      Поговорив, коротышка ушел и скоро появился снова, ведя за собой четверых надсмотрщиков. Двое из них были знакомы Щенку, они следили за порядком в трюме корабля, и двое «чужих» – огромные, плечистые, будто выточенные из камня.

      Один из надсмотрщиков подошел к загону, провел дубинкой по железным прутьям – тррррр – видимо, так он привлекал внимание пленников. Он объявил, что все рабы должны раздеться догола, сняв с себя все, в том числе и набедренные повязки. Тот, кто не сделает это до десятого удара, получит пять плетей.

      Бам! Бам! Бам!

      Надсмотрщик отбивал ритм, и мальчишки лихорадочно сбрасывали с себя одежду. Когда прозвучал последний, десятый удар, вся толпа уже стояла, прикрыв руками пах. Маленькие рабы еще не могли привыкнуть, что стесняться им нельзя. Стесняются только люди. Они – не люди. Животные стыда не имеют.

      – Руки вдоль тела! Не прикрываться! – рявкнул огромный надсмотрщик и сильно врезал дубинкой по прутьям клетки так, что они загудели, будто экзотический музыкальный инструмент. – Стоять прямо! Без команды не двигаться! Не разговаривать! Ты! Вышел сюда!

      Надсмотрщик указал на мальчишку лет десяти толстым, словно плод патата, пальцем, и раб испуганно вздрогнул, будто его ударили плетью. Выскочил из клетки, встал возле надсмотрщика, замер, вытянувшись и… вдруг глаза мальчишки закатились, и он рухнул в пыль, потеряв сознание – то ли от испуга, то ли ослабев от перенесенных мучений.