Метро 2033. Крым. Последняя надежда (сборник). Никита Аверин

покачал головой Пошта. – Не мутант. Вон, гляди!

      Он показал на мерцающий огонек в глубине батискафа. Армейская система жизнеобеспечения АСЖ-97. Стандартный модуль, обычно устанавливаемый в космические скафандры. Коробочка со всем необходимым, чтобы не дать сдохнуть человеку на протяжении достаточно долгого времени. От коробочки бежали трубки – капельницы в вену, катетеры для диализа – в почки, еще какая-то мишура.

      – А дышал-то он чем? – спросила зеленоватая от вони Бандеролька.

      – Ребризер, наверное, – предположил Пошта. – Порошковые смеси для выработки кислорода. Система замкнутого цикла.

      – Кто ж его тут запер-то? Кому он так насолил?

      Полутруп из батискафа дернулся и издал какой-то звук.

      От неожиданности все трое листонош вздрогнули, а Пошта едва не пальнул из дробовика.

      Мумия вполне отчетливо всхрипнула, потом застонала, после чего попыталась открыть глаза. Это было ошибкой без-пяти-минут-покойника: от солнечного света он отвык. Поште даже представлять себе было больно, как резануло по глазам обитателя батискафа крымское солнце.

      Узник батискафа попытался закричать, но сорванные давным-давно и так и не восстановившиеся голосовые связки издали лишь жалкий хриплый визг, от которого у Пошты мороз пошел по коже, а Бандеролька отпрыгнула на метр и вскинула перед собой нож.

      Один лишь Штемпель остался невозмутим.

      – Гляди-ка, – сказал он, – а его еще и привязали… Ты кто будешь, арестант?

      Узник перестал визжать, покрутил головой, прислушиваясь, и шепотом спросил:

      – Кто здесь?

      – Я – Штемпель из клана листонош. А ты кто такой, откуда будешь и как угодил в этот ящик?

      – Я… я из Балаклавы… Из штольни…

      Трое листонош изумленно переглянулись. По последним данным, выживших в Балаклаве не было. И ни про какую штольню никто никогда не слышал.

      – Что еще за штольня? – осторожно наклонившись к полутрупу, спросил Штемпель.

      – Штольня… – прохрипел тот. – Страшное место… Не ходите… туда… Не вернетесь!

      На последнем выкрике он у него изо рта пошла пена.

      – Тише, тише, – успокаивал его Штемпель. – Кто там живет? Большая община? Сколько человек?

      – Человек… Нет там людей… Одни морлоки! Меня! В ящик! Твари!

      У арестанта, очевидно, начинался припадок. Свежий воздух и солнечный свет не пошли ему на пользу: тощее тело начинало трясти в судорогах, конечности дергались, иголки капельниц повылетали.

      – За что тебя туда? – спросила Бандеролька сочувственно.

      – Я! Ни в чем! Не виноват! – одним дыханием, почти без звука, проорал узник.

      Он опять открыл глаза, но зрачки закатились, обнажив красные, с багровыми прожилками белки. Пена запузырилась в уголках рта, тело начало неконтролируемо дрожать.

      – Пристрелить бы его, – брезгливо отодвинулся Штемпель. – Все равно не жилец. Но жалко тратить пулю.

      – Можно острогой, – хмуро предложил Пошта. –