Попутный ветер, или Драконьи мемуары. Наталья Короткая

сталактитами и сталагмитами, стены немного искрятся от выступающих из стен блестящих камушков. В большой глубокой нише пылает огонь, который немного освещает огромное помещение. В углу блестит и переливается небольшая россыпь драгоценных камней и золотых монет. Какая же пещера дракона без сокровищ. В самом центре грота, на двух небольших камнях лежит большой плоский гладкий камень. На камне в многочисленных глиняных плошках, серебряных чашах и в золотых кубках стоит множество свечей. В одной из чаш налита чёрная жидкость, это чернила. Капли от чернил, будто лисьими следами-цепочками, испещрили поверхность стола. Мерцающий свет освещает множество листов пергамента, разбросанных по столу и возле него. Часть листов, лежащих в стопке, придавлены большим жёлтым кристаллом. Листочки еле колышутся от легкого сквозняка. И в центре всего этого великолепия сидит он – Дракон.

      Правда, от обычных драконов, покрытых бронёй из чешуи, он сильно отличался. Его длинное изящное поджарое тело, похожее на тело куницы, а также голову и лапы покрывала белоснежная шерсть, сквозь которую проступали костяные шипы. Длинные сероватые когти блестели кинжалами, глаза серебристого оттенка были похожи камень кошачий глаз. Зрачок переливался белым светом и затягивал своей светлой глубиной. Два больших, белых кожистых крыла накрывали спину, как плащом. Кончик длинного хвоста с шипом на конце то нетерпеливо постукивал по каменному полу пещеры, то зависал на некоторое время неподвижно над землёй.

      Облокотившись на свой импровизированный стол дракон… пишет. Он держит большое перо с золотым кончиком для письма, и с искривленной особым образом ручкой. Вы скажете, что драконы не люди, и писать не умеют. Да и как им это делать, если у них лапы совершенно для этого не приспособлены. И зачем вообще дракону уметь писать? Драконья память так устроена, что драконы хорошо помнят всё. Даже слишком хорошо. Иногда кое-что и надо бы забыть, но нет… не получается. Сплошная головная боль и бессонница от этого.

      Интересно, что же он пишет?

      – Жил да был один дракон, – донеслось хриплое ворчание, и железное перо заскрипело по пергаментному свитку, выводя угловатые буквы, похожие на древние северные руны.

      – А почему «жил да был», если я и сейчас живу? И почему один, когда нас было много? –мысль была здравой и дракон, застыв статуей, задумался.

      Перо перечеркнуло буквы длинным росчерком и замерло, оставив на бумаге кляксу. Тень от его кончика, похожая на длинный коготь, заплясала в свете свечи над листом.

      В пещере было тихо, лёгкий сквознячок приносил прохладу. Лишь иногда откуда-то сверху из-под высокого свода доносился писк летучих мышей.

      «Ох, и нелёгкое это дело, писать эти ме… мемуары, будь они неладны! Ия сказала, что мне сама жизнь уже подсказала сюжет, и что остался пустяк – встряхнуть свою память, вспомнить, что со мной приключалось и записать. Ага! Ма-аленький такой пустячок – вспомнить всю жизнь!

      Он сто раз пожалел, что обещал этой вредной девчонке написать книгу. Чтобы закрыть этот, как его – «грештальт» вроде бы. Слово-то какое! Так и сказала, мол, запишешь все свои воспоминания, ошибки, какие в жизни совершал, или грехи, то есть поступки нехорошие, а потом забудешь о них. Грештальт закроется, и перестанет мучать, и бессонница пройдёт».

      Кончик хвоста взвился и вверх нетерпеливо цокнул по камню, выбив искру.

      «И перо Ия мне подарила с этим условием. Именное! И такое красивое, блестящее, с золотым тиснением. И что самое главное – по размеру моей лапы, с особыми изгибами и выемками для когтей. Девчонка постаралась от души, изучив мои особенности! Вот что значит талантливый человек – талантлив во всём. Ни у кого из драконов такого пера никогда не было! Золотое барахло всякое было, и подсвечники, и украшения всякие, кубки, пуговицы, подносы, ложки, мечи, палки королевские, целые королевские кресла, и даже золотые ночные горшки, а предметов для письма ни у кого не было. Потому что никто из драконов и не занимался писательством. Эх, житие-мое! Но отступать поздно, дракон держит слово, раз обещал, то сдержит.

      Так, раз я описываю то, что происходило со мной… Значит, и слова «жили-были» подходят».

      Дракон покряхтел, пересел поудобнее и покрутил затёкшей длинной шеей.

      «И как люди писали все эти горы книг и свитков, и мозг не вывихнули, ума не приложу. У меня уже шею ломит, и хвост отваливается, и в глазах темнеет».

      Перо блеснуло, клюнуло в большой глиняный горшок с чернилами, и снова заскрипело по поверхности пергамента:

      «Жил да был один седой дракон, точнее, он был не один, были и другие. Но истории эти не о них. Хотя и о них тоже…»

      – О, Драконья Праматерь, помоги мне! – своды пещеры сотряс громкий рык и рваный, скомканный пергамент полетел в угол пещеры, в кучу таких же растерзанных комков.

      Как же просто летать, ловя крыльями попутный ветер, и как порой тяжело что-то вспоминать, да ещё описывать буквами чувства, события, которые вспоминать не хотелось.

      Дракон,