Портрет Дориана Грея. Кентервильское привидение. Тюремная исповедь. Оскар Уайльд

тараща голубые глаза.

      – Ты всегда неприлично опаздываешь.

      – Не могу я не ходить на выступления Сибилы, – вскричал он, – даже если она играет всего в одном акте! Мне так не хватает ее присутствия, а когда я думаю об удивительной душе, скрытой ото всех в ее хрупком теле, словно выточенном из слоновой кости, меня охватывает трепет.

      – Дориан, ты ведь поужинаешь со мной сегодня?

      Он покачал головой.

      – Сегодня она Имогена, – ответил юноша, – завтра будет Джульеттой.

      – Когда же она Сибила Вэйн?

      – Никогда.

      – Прими мои поздравления!

      – Ты невыносим! Она заключает в себе всех величайших героинь мира! Она больше, чем просто человек! Ты смеешься, а я говорю тебе – она гениальна. Я люблю ее и должен сделать так, чтобы и она полюбила меня. Тебе известны все тайны жизни, расскажи, как вскружить голову Сибиле Вэйн! Я хочу заставить ревновать Ромео. Я хочу, чтобы наш смех слышали все мертвые возлюбленные на свете и грустили. Я хочу, чтобы дыхание нашей страсти разворошило их прах, пробудило его и заставило страдать! Господи, Гарри, я ее просто боготворю!

      Во время своей речи Дориан Грей возбужденно метался по комнате. На его щеках горел лихорадочный румянец.

      Лорд Генри наблюдал за ним с тайным удовольствием. Насколько Дориан теперь отличался от того застенчивого робкого мальчика, с которым он познакомился в студии Бэзила Холлуорда! Его сущность раскрылась подобно цветку, вспыхнула алым пламенем. Из заветного убежища выползла душа, и навстречу ей вышло желание.

      – Что ты предлагаешь? – наконец спросил лорд Генри.

      – Я хочу, чтобы ты и Бэзил пошли со мной в театр и посмотрели на ее игру. Я ничуть не боюсь результата. Вы непременно убедитесь в ее гениальности. Потом мы вырвем ее из рук старика-еврея. Она связана с ним контрактом года на три – точнее, на два года и восемь месяцев – с настоящего времени. Разумеется, мне придется ему заплатить. Когда все устроится, я сниму театр в Вест-Энде и поставлю для нее пьесу. Она сведет с ума весь свет точно так же, как свела меня.

      – Вряд ли это возможно, мой дорогой мальчик.

      – Да, так и будет! В ней есть не только чутье, превосходное художественное чутье, но и индивидуальность! Ты же сам часто говорил мне, что эпоху двигают индивиды, а не принципы!

      – Что ж, когда отправимся?

      – Дай-ка подумать. Сегодня вторник. Договоримся на завтра. Она будет играть Джульетту.

      – Договорились. Встречаемся в «Бристоле» в восемь часов, и я захвачу с собой Бэзила.

      – Гарри, только не в восемь, прошу! В половине седьмого. Надо быть в театре до того, как поднимут занавес. Ты должен увидеть ее в первом акте, когда она встретит Ромео!

      – В половине седьмого?! Что за время! Являться в столь ранний час все равно что пить чай с мясной закуской или читать английский роман! Ни один уважающий себя джентльмен не ужинает до семи вечера. Ты успеешь увидеться с Бэзилом? Или мне ему написать?

      – Славный Бэзил! Я не казал к нему глаз целую неделю. С моей стороны