Боги как люди. Книга 2. Победитель остается один. Яна Ткачёва

Даже самому себе мне сложно было объяснить, для чего. Но с тех самых пор, если приходилось видеть, как умирает сущность, я брал ее слезы. Перед смертью она плакала всегда. Вновь и вновь я обещал себе, что смогу удержаться и не трогать их. Но каждый раз меня ждал провал.

      Стыд и чувство вины за свою слабость были так сильны, что я проникся святой верой в порочную силу сущности и принялся исполнять свой долг с небывалым до этого рвением. Повелитель был доволен мной. Я постигал новые способы выслеживания, без устали разыскивал претендентов на роль сущности, быстро улавливал ритм жизни родителей и самой сущности, чтобы поймать самый удачный момент для уничтожения. Повелитель иногда стал отправлять меня на мелкие задания в одиночестве. Но убивать я не мог, был не готов. Верховный не давил, повторяя десятилетие за десятилетием, что отнять жизнь – даже у такого страшного существа – не так-то просто. И я почувствую, когда буду готов.

      Больше всего меня смущала даже не смерть сущности как таковая, а нередкие сопутствующие жертвы. Мы старались, чтобы никто не пострадал. Но некоторые родители, особенно матери, были слишком привязаны к сущности. Верховный убивал их лишь в крайнем случае, когда им удавалось пробиться сквозь замедленное время. Это случалось нечасто, но случалось.

      – Видишь, сущность слишком глубоко пустила когти в душу несчастной, – с горечью говорил повелитель в таких случаях.

      Он собственноручно закрывал глаза убитых и рыл могилу. Он хоронил их ритуально, бормоча слова, природа которых была мне неизвестна. И на месте погребения всегда расцветало дерево. Я понимал, что в любой войне погибают невинные, но сама мысль о том, чтобы убить кого-то, кроме сущности, вызывала во мне ужас. Возможность такого исхода парализовала меня, но Верховный ценил меня за другие качества, а потому не настаивал на том, чтобы я поднимал меч.

      Моя благодарность повелителю росла, как и страх перед коварством сущности. Кажется, что в какой-то момент – в какой, не могу точно вспомнить, – я перестал задумываться вовсе. Перестал видеть за родителями сущности отдельных живых людей, а сущность и вовсе не воспринимал как человека. Они все превратились просто в списки из родовых грамот, которые мне нужно было изучить, найти претендентов и отсмотреть на предмет схожести с нужными мне показателями. Дальше я передавал то, что удалось узнать, Верховному Богу и забывал до следующего раза.

      Годы шли, сливаясь в десятилетия и даже столетия. Хоть я и стал полноценным членом клана, мне удалось избежать ритуала отсечения языка и своей собственной печати молчания. Повелитель помог мне с этим, применив магию. Неоспоримые плюсы быть на посылках у Верховного Бога. Мой бывший наставник Бартоломеус был давно убит в пьяной драке в одном из питейных заведений Империи. Узнав об этом, я лишь удивился тому, как можно было так бездарно упустить шанс жить долгие и долгие годы. Однако печать наставника больше не жгла меня, освободив, и я быстро забыл о нем.

      Но на исходе второго столетия я все чаще вспоминал