Контакт на случай ЧП. Энтони ЛеДонн

бесит, что я не с ними и не контролирую, как пройдет эта первая встреча. Что не могу удостовериться, хватило ли маме такта убрать ее фото с каминной полки. И быть уверенным, что брат и сестры не начнут рассказывать одну из приблизительно девяти миллионов восторженных историй, начинающихся со слов «А помните, когда Кэтрин…».

      К их чести, обычно они на этом и останавливаются. Но только затем, чтобы многозначительно переглянуться: мол, вот Том уйдет, тогда поностальгируем.

      Это, возможно, даже хуже.

      У меня звонит телефон.

      Наконец-то!

      Только вот это не Лоло. И не мама. Этого номера нет у меня в контактах.

      Обычно такие номера я отправляю поговорить с автоответчиком, но в этот раз останавливаюсь: у этого код 212. Манхэттен.

      Любопытство одерживает верх, и я беру трубку.

      – Алло?

      – Здравствуйте, эм, это Том Уолш? – говорит женский голос, напряженный, как будто его владелица не хотела звонить, но жребий пал на нее.

      – Да. С кем я разговариваю?

      Слышу облегченный вздох.

      – Это Алисия Грант. Я работаю в отделе кадров в «Каплан и Госсет».

      Я сажусь прямо и замираю.

      Я не слышал названия этой компании уже много лет. Несколько минут назад мы проехали мимо их офиса.

      – Хорошо? – говорю я, потому что не имею ни малейшего понятия, зачем мне звонят оттуда спустя столько времени.

      – Мистер Уолш, примите мои соболезнования, но я вынуждена вам сообщить… произошел несчастный случай.

      9. Кэтрин

      23 декабря, 12:49

      Я уже знаю, где нахожусь, еще до того, как открываю глаза.

      Понимаете, в больницах есть особый запах.

      Принято считать, что больничный запах пахнет чистотой. Но он слишком чистый. Настолько, что вызывает недоверие. Потому что маскирует некоторые вещи.

      Бактерии и сепсис, плохие новости и прощания навсегда.

      Медленно и неохотно приоткрываю глаза и сразу же издаю стон: жуткий неоново-зеленый свет флуоресцентных ламп отдается стреляющей болью в моих глазницах.

      Мне удается продержать глаза открытыми достаточно долго, чтобы посмотреть на себя и обнаружить, что на мне ужасная больничная сорочка. Такая, из которой задницу видно. На сорочке узор из облачков.

      Все это позволяет мне сделать два вывода.

      В этой больнице я – пациент.

      А еще я в аду.

      Только вопрос: как я, собственно, в этом аду оказалась? Вот этого я не улавливаю.

      Снова закрываю глаза и пытаюсь заставить мозг разобраться в царящей в голове путанице. Помню, как говорила с… Мартином?

      Нет, с Марвином. Нет. С Мэтью? Нет.

      На самом деле мне немного легче оттого, что я не могу вспомнить его имя, потому что это мое нормальное состояние.

      Снова через силу открываю глаза и обращаюсь к пустой комнате.

      – Эм… здравствуйте?

      Мне отвечает только монотонное гудение аппаратов.

      Медленно поворачиваюсь на звук и с тревогой понимаю, что мою руку и одну из этих