Над пропастью жизнь ярче. Анна и Сергей Литвиновы

милицейский автомобиль. Спереди, от прокуратуры, кинулись автоматчики. Народ соображал туго, люди по-прежнему шли прямо по проезжей части.

      – Господи, помоги мне – сейчас. И я больше никогда!.. Обещаю! Клянусь! – отчаянно прошептала Саша.

      И понеслась на максимальной скорости к Тверскому бульвару.

      Пешеходы отпрыгивали, матерились вслед.

      – Бесполезно, – прохрипел мужчина. – «Перехват» объявят. Из города не выедем.

      Но девушка лишь пожала плечами. За секунды долетела по бульвару до Петровки. Трое гаишников выскочили на проезжую часть, замахали палками.

      – А танк подогнать? – хихикнула Саша.

      И обошла стражей по тротуару, едва не пришибла даму с собачкой (те успели вжаться в стену), погнула колесный диск.

      Что я делаю? Как я могу?!

      Впрочем, Саша, ты сама хотела умереть.

      Вот и получай.

      2000 год

      Тюльпан на Сашином плече появился случайно.

      Шла из института, настроение паршивое, погода дрянь, а на пути – тату-салон с красивым названием «Клеопатра-плюс». И вся витрина в потрясающих фотках: брутальные мужики, загадочные дамы.

      Саша из любопытства заглянула. Салон оказался пуст, ей все обрадовались, администратор кинулась варить кофе, обаяшка-мастер принес каталог. Обещали анестезию, комфорт, а еще уверяли, что после татуировки – вся жизнь меняется.

      – Любой вам подтвердит: сознание обнуляется. Начинаешь строить судьбу заново. Как сам хочешь, – демонически мерцая глазами, уговаривал татуировщик.

      Деньги были, и Саша решилась.

      Колоть оказалось почти не больно. Побрызгали спреем, сделали укольчик. Мощный вентилятор охлаждал, грохот музыки вгонял в транс. И картинка выглядела почти красиво, тюльпан с элементами крови.

      От унылого настроения не осталось и следа.

      Но через час действие анестезии закончилось, рана распухла и самочувствие стало просто адским. Будто не крошечный цветок, а целый сад ей на предплечье выкололи.

      Адский сад.

      Сад-изм.

      Саша вернулась домой. Тихо проскользнула в свою комнату. Заперла дверь, вцепилась зубами в подушку. За стеной, на кухне, мама грохотала посудой. Что-то втолковывала отцу, пытаясь перекричать его телевизор. Взрослую дочку родители не тревожили. А так хотелось, чтобы вошли. Приласкали, поговорили. Пожалели! По-настоящему.

      Увы, Саша давно усвоила: жаловаться предкам – себе дороже. Сочувствия получишь на копейку, зато моралей выслушаешь – на пару миллионов, не меньше. Двойка? Сама виновата, не выучила. Горло болит? Нечего мороженое зимой есть.

      Лучше все проблемы самой решать. От простуды – втихую проглотить таблеточку, царапину на машине – ликвидировать у гаражных умельцев.

      И сейчас тем более смешно ждать сочувствия. Татуировка – увечье, нанесенное по доброй воле.

      Ничего. Перетерпим. Скроем. А родителям покажем ближе к лету.

      В салоне сказали: больное место не травмировать, одежду по возможности не носить. Спала Саша голышом. Утром, к завтраку, пришлось надеть кофту. За ночь место татуировки распухло еще больше, когда ткань задевала рану, появлялось желание взвыть.

      Но родители не замечали ее кислого вида. Утро, отец с отрешенным видом уткнулся в газету, мама мечется между сковородкой с оладьями и холодильником.

      – Саша, передай мне хлеб, – попросила мать.

      А хлебница у них устроена неудобно, в щелке между микроволновкой и сушкой. Саша потянулась, сделала неловкое движение, задела руку, скривилась от боли. В лицо ей, к счастью, никто не посмотрел, и девушка порадовалась: пронесло. Но тут вдруг отец спросил:

      – А что это у тебя на рукаве?

      – Э-э… просто грязь. Сейчас переоденусь. – Саша постаралась, чтобы голос звучал беззаботно.

      Но родители уже переглянулись. Насторожились. И немедленно ринулись в атаку.

      – Саша! Не морочь мне голову. Это кровь, – тоном прокурора молвил отец.

      – Не скрывай от нас! Что случилось? – вскрикнула мама. – Это ножевое ранение?!

      – Да просто царапина, – попыталась понизить накал страстей девушка.

      Но отец строго потребовал:

      – Снимай кофту.

      Саша, морщась от боли, повиновалась.

      – Какой ужас, – ахнула мать. – Только подумать. Ты ведь приличная девушка! Зачем ты сделала это? Зачем?!

      – Как зэчка теперь, – пригвоздил папа. – Все будут думать: зону топтала.

      – Те, кто топтал, купола церковные себе колют, – буркнула Саша. – По количеству лет отсиженных.

      Но родитель продолжал обливать презрением:

      – А ты подумала, как это будет выглядеть – когда тебе будет лет восемьдесят? Тюльпан на обвисшей коже, ну и картина.

      – Я где-то