Непрошеная повесть. Нидзё

вишневого цвета на зеленоватом исподе, в сасинуки[15] с гербами, сверху он набросил светло-серое одеяние. Странное дело, в это утро его облик почему-то особенно ярко запечатлелся в моей памяти… «Так вот, стало быть, каков союз женщины и мужчины…» – думала я.

      Дайнагон Дзэнседзи, мой дядя, в темно-голубом охотничьем кафтане подал карету. Из числа придворных государя сопровождал только вельможа Тамэката. Остальная свита состояла из нескольких стражников-самураев да низших слуг. Когда подали карету, громко запели птицы, как будто нарочно дожидались этой минуты, чтобы возвестить наступление утра; в ближнем храме богини Каннон[16] ударили в колокол, мне казалось: он звучит совсем рядом, на душе было невыразимо грустно. «Из-за любви государя промокли от слез рукава…» – вспомнились мне строчки «Повести о Гэндзи»[17]. Наверное, там написано именно о таких чувствах…

      – Проводи меня, ведь мне так грустно расставаться с тобой! – все еще не отъезжая, позвал меня государь. Возможно, он понимал, что творится в моей душе, но я, вся во власти смятенных чувств, продолжала стоять не двигаясь, а меж тем с каждой минутой становилось светлей, и месяц, сиявший на безоблачном небе, почти совсем побелел. Внезапно государь обнял меня, подхватил на руки, посадил в карету, и она тут же тронулась с места. Точь-в-точь как в старинном романе, так неожиданно… «Что со мной будет?» – думала я.

      Утро скоро придет —

      звон колокола предупреждает.

      Как горько припомнить,

      что снилось мне этой ночью,

      пока слезы лились

      Пока мы ехали, государь твердил мне о любви, обещал любить меня вечно, совсем как будто впервые в жизни похищал женщину, все это звучало прекрасно, но, по правде сказать, чем дальше мы ехали, тем тяжелее становилось у меня на душе, и, кроме слез, я ничем не могла ему ответить. Наконец мы прибыли во дворец на улице Томикодзи.

      Карета въехала в главные ворота Углового дворца.

      – Нидзё – совсем еще неразумный ребенок, – выходя из кареты, сказал государь дайнагону Дзэнседзи. – Мне было жаль ее покидать, и я привез ее с собой. Хотелось бы, чтобы некоторое время государыня об этом не знала. А ты о ней позаботься! – И с этими словами он удалился в свои покои.

      Дворец, к которому я привыкла с младенческих лет, теперь показался мне чужим, незнакомым, мне было страшно, стыдно встречаться с людьми, не хотелось выходить из кареты, я неотступно думала, что со мной теперь будет, а слезы все текли и текли. Внезапно до меня донесся голос отца – стало быть, он приехал следом за нами, значит, все-таки тревожится обо мне… Я была глубоко тронута отцовской заботой. Дайнагон Дзэнседзи передал отцу слова государя, но отец сказал:

      – Нет, напротив, никакого особого обращения не нужно! Пусть все остается по-старому, пусть она прислуживает ему, как до сих пор. Чем больше делать из всего тайну, тем скорее пойдут слухи и пересуды! – Затем послышались шаги: отец вышел.

      «В самом деле, отец прав… Что меня теперь ждет?» – подумала я, и снова горестно

15

Сасинуки – широкие шаровары, собранные у щиколотки; одежда знатного мужчины.

16

Богиня Каннон (иначе Кандзэон; санскр. Авалокитешвара, букв.: «внимающая звукам» (мирским) – буддийское божество. Часто изображалась со множеством рук, с одиннадцатью головами и т. д. Культ Каннон был чрезвычайно популярен в средневековой Японии, эта богиня почиталась как заступница всех страждущих, олицетворение милосердия.

17

«Повесть о Гэндзи» – знаменитый роман (начало XI в., автор – придворная дама Мурасаки Сикибу), был широко известен в аристократической среде.