Сброд. Джек Гельб

Калач, прищурившись.

      – Так вот с тем пришли – чтобы выведать, – ответила Лена.

      Калач харнул на пол.

      – Он, поди, мальчонка умный да приметил, какие изувеченные добряки вас встречать вышли. А ну-ка, добрый человек, скажи-ка: сам-то смекнешь? – спросил Калач.

      Черный Пес нахмурился, глазами забегал. Положил руку на плечо.

      – Смышленый, – довольно кивнул Калач, поднимаясь в полный рост. – Ну что ж, Леночка, готовь все! А ты, голубчик, знай: нынче последний шанс удрать. Поди, вон он, частокол: дашь деру – никто собак не спустит, не будет погони никакой.

* * *

      В ту ночь Пес остался в деревне Калача. Вдоль столов стояли безликие из сна с холщовыми мешками на голове. Как это часто бывает, сцена из кошмара, воплощенная наяву, не такая уж и внушающая. Если во сне все на застолье казались прямо-таки богатырских размеров, то нынче Пес глядел на деревенщин, которые выглядят с этими мешками не как палачи, а скорее, как приговоренные. Во главе стола сидел Калач, то ли дремал, то ли вот-вот задремлет. За его левым плечом стояла Лена.

      Ночь была холодна. Пес это ощутил, когда снял рубаху. Двое рыжих парнишек лет пятнадцати вязали тугие узлы на каждой руке Пса.

      – Добро, – сказал один из рыжих, второй кивнул.

      Пес глубоко вздохнул, собираясь с духом. Рыжие парни передали по концу веревки по правую и по левую сторону стола. Пути назад не будет. Черный Пес запрыгнул на стол, закрыл глаза. Как будто на веках были высечены узоры потока света, который струился и пел о неземном покое. В нем и была благодать, за которой Пес гонялся столько веков.

      – Добро, – кивнул Черный Пес, падая на колени.

      Безликие осатанели вмиг. Костлявые, розовые от холода пальцы впились в веревку и рванули в две стороны. Глазки Калача вспыхнули адскими угольками. Выглядывая из-под кустистых бровей, они живо и пылко метались вместе с тем, как Черного Пса метало из стороны в сторону.

      Вдруг воедино слился вопль ужаса, боли и неистового восторга. Правая сторона радостно стягивала друг с друга мешки. Глаза, мокрые от слез радости, блестели в скудном свете масляного фонаря, который висел на входе в трапезную. Деревенские целовались друг с другом, пели, прыгали и смеялись, поднося оторванную руку Калачу.

      Лена стащила со стола все остальное, что осталось от Черного Пса.

      – Добро, добро, – бормотала она, стянув с плеч платок и заматывая рваную рану.

* * *

      Вышло солнце. Середина марта, земля была достаточно мягкая для посадки саженцев. Пес сидел на крыльце, глядя, как местные разравнивают землю под его рукой. Лена была рядом с ножом в одной руке и яблоком в другом.

      – Нам досталась правая. Хороший знак, – сказала она и протянула отрезанную дольку.

      Но Черный Пес не стал брать, а перевел взгляд на дуб. В свете дня он яснее показывал свою фактуру, чуждую деревьям. Поверх коры надулись жилы, по которым взойдет свет в свое время.

      – Это рука Калача? – спросил Пес.

      – Нет, – ответила Лена. – Когда он был еще мальчишкой, дуб уже стоял.

      Пес