Наполеон. Дмитрий Мережковский

интуиции.

      Мера и безмерность – такова четвертая, в уме его, черта противоположностей.

      Солнечный гений всего средиземного племени, от Пифагора до Паскаля,– геометрическая ясность, точность, простота, Аполлонова мера – есть и гений Наполеона. Стиль его напоминает стиль Паскаля, замечает Сэнт-Бев; надо бы прибавить: и стиль Пифагора: «точно острием циркуля вырезанные слова».[293]

      Как бы числовым строем устрояет он и хаос революции, геометрической мерой умеряет его. «Я ввел всюду одинаковую простоту, ибо все, что добро, все, что красота, есть плод простого и единого замысла». [294] Эта простота – красота совершенная – как бы солнечный божеский круг, вписанный в человеческий «квадрат» гения.

      И рядом с Аполлоновой мерой – безмерность Дионисова. Великое – прекрасное борется в нем с безмерным – чудовищным. «Границы человеческие были в нем превзойдены,– говорит Сегюр о кампании 12-го года. – Гений его, желая подняться над временем и пространством, как бы изнемогает в пустоте. Сколь ни велика была мера его, он ее нарушил». [295]

      Это безмерное, напоминающее зодчество атлантов, титаническое в замыслах его так пугает бедного Декрэ: «Император сошел с ума, окончательно сошел с ума! Вот помяните слово мое: он когда-нибудь отправит нас всех к черту, и все это кончится ужасной катастрофой». [296] Или, как сам Наполеон говорит: «Невозможность есть только пугало робких, убежище трусов». [297] Тут уже в самом деле безмерное похоже на безумное; тут геометрия трех измерений – только путь к четвертому; квадрат человеческого гения становится основанием божественной пирамиды, заостряющейся в одно острие, в одну точку: «я – Бог».

      Впрочем, и эту титаническую безмерность он в конце концов побеждает божественной мерой, но уже в ином порядке,– в жертве.

      И в воле его, как в уме,– то же соединение противоположностей, тот же квадрат гения.

      Мир и война. Работник и Вождь – таковы два «противных – согласных» лица этой воли. На войне – внезапные, как молния, разряды ее, а в мире – медленное усилье – капля, точащая камень.

      Трудно решить, какое из двух слов лучше выражает волю его,– это, военное: «Надо ставить на карту все за все» [298], или то, рабочее: «Рад бы отдохнуть, да запрягли вола,– паши!»[299] Трудно решить, где он больше герой – в величье побед или в смирении труда; в огне сражений, когда летит подобно орлам своих знамен, или в затишье работы, когда влачится, как медленный вол.

      «Работа – моя стихия; я создан для нее. Меру моих ног, меру моих глаз я знаю; но меры моей работы я никогда не мог узнать». [300] – «Я всегда работаю: за обедом, в театре; просыпаюсь ночью, чтобы работать. Я сегодня встал в два часа ночи, сел на диван у камина, чтобы просмотреть военные отчеты, поданные мне накануне вечером; нашел в них двадцать ошибок и поутру отослал о них замечания министру; тот сейчас исправляет их в своей канцелярии». [301]

      Трижды в месяц подаются ему отчеты министерства финансов,

293

Levy A. Napoléon intime. P. 447.

294

Antommarchi F. Les derniers moments de Napoléon. T. 1. P. 355.

295

Ségur P. P. Histoire et mémoires. T. 5. P. 198.

296

Marmont A. F. L. Mémoires. T. 3. P. 337.

297

Houssaye H. 1815. T. 3. P. 616.

298

Fauvelet de Bourrienne L. A. Mémoires sur Napoléon. T. 2. P. 387. «Il faut jouer le tout pour le tout»

299

«J'aimerais plus repos; mais le boeuf est attelé, il faut qu'il labour».

300

Las Cases E. Le memorial... T. 3. P. 523.

301

Roederer P. L. Atour de Bonaparte. P. 250—251.