Звёзды ещё горят. Лиса Эстерн

показывая перемещение героев из места в место, превратилась в сказочную заснеженную тропу где-то в лесочке с ёлочками и высокими деревьями, укрывшимися снегом. В глубине сцены бугрился синтепон, по краям ниспадали белые атласные ленты, укутывающие картонные деревья, а сверху свисала вата на невидимых ниточках, создавая глубину картинки. Прожекторы подсвечивали желтоватым и белым, превращая зрелище в знакомое каждому зрителю видение на улицах вечером в декабре. Всё происходящее, все воссозданные пейзажи отсылали к памяти зрителя, играли на его собственных ассоциациях, и, может, поэтому происходящее на сцене вызывало тёплые чувства, отзывалось чем-то знакомым и родным.

      Под тянущую, немного тоскливую мелодию в поток света вынырнула героиня с яркими рыжими прядками. Она кружилась, и подол её плотной юбки обхватывал бёдра, путался в ногах. Её толкало то в одну сторону, то в другую – то к одному парню, неожиданно вышедшему из бокового кармана, потянувшемуся к ней навстречу и вдруг исчезнувшему, то к другому герою, уже менее охотно выказывающему свои чувства героине.

      – И как можно влюбиться сразу в двоих? – Кажется, Стелла и правда сказала это вслух, потому что Маша чуть повернулась к ней, но ничего не ответила. – Это очередная история о любви.

      Сцены менялись: герои выясняли отношения – они кричали, плакали и целовались. Последнее вызвало неподдельные, полные удивления шепотки и охи в зале, даже Маша чуть приоткрыла рот, но потом опомнилась и деланно оперлась на ладонь подбородком, точно скучая. Кого она пыталась обмануть? Стелла знала, как Маша обожает любовные истории, которые хорошо заканчиваются. Наверное, такая ей и нужна была сейчас.

      Финальная сцена была завораживающей засчёт игры света, который превратил падающую вату в настоящие снежинки. А может, дело было в рассыпанных блёстках или мерцании лент, но всё так искрилось, играло и танцевало, окутывая пару, облачённую в светлое. Они словно были вытканы из этого волшебного света. Танцевали, неотрывно глядя друг на друга, наконец найдя пути к сердцам друг друга, и почти не размыкали рук, отстранялись и снова бросались в объятия. Снег кружился вокруг, играла мелодия, и свет расплывался, втекая в зрительный зал.

      Главные герои закружилась в очередном па и сместились в сторону, вдруг став частью общей картины танцующих пар – незнакомых, не участвующих именно здесь, но они были частичками своих собственных историй, о которых никто не знал, даже зритель, потому что ему поведали только одну из таких удивительных сказок. И ранее главные в своём рассказе герои стали одними из них. Их не отличить. Они затерялись. Единственным узнаваемым, выбивающимся кусочком был юноша, сидевший на фоне, будто на одном из сугробов, и с некоторой мечтательностью, граничащей с пустотой, созерцавший красоту чужой любви.

      Заиграли клавишники в одиноком соло, и их игра от размеренной, сначала не выделяющейся из общей мелодии, начала ускоряться, забирая внимание себе – всё музыкальное пространство. Свет поплыл, сместился и потерял