Скорбь Сатаны. Вендетта, или История всеми забытого. Мария Корелли

верит большинство, что богатство может выпасть на долю автора! Я ответил ему лично и сказал все то, что, как я считал, он должен был знать, прибавив саркастическую благодарность за его дружелюбную помощь в дни моей крайней нужды, – и, делая это, я вкушал наслаждение мести. Он никогда больше мне не писал, и я уверен, что мои слова дали ему пищу не только для удивления, но и для размышления. Между тем, несмотря на преимущества, какими я теперь пользовался, я не мог по совести сказать, что был счастлив. Я знал, что стал одним из людей, которым завидовали больше всего, а между тем… Когда я стоял и смотрел в окно на непрерывно идущий дождь, я чувствовал скорее горечь, чем сладость в полной чаше богатства. Многое, от чего я ожидал необыкновенного удовлетворения, оказалось бесцветным. Например, я наводнил прессу искусно составленной, броской рекламой своей книги, и когда я был беден, я представлял себе, как буду ликовать при этом, но даже она теперь меня почти не занимала: мне надоело видеть свое собственное имя в газетах. И хотя я с понятным интересом ожидал издания моего труда, сегодня и эта мысль потеряла свою привлекательность из-за нового и неприятного впечатления, что содержание книги было совершенно противоположно моим истинным мыслям. Улицы сделались темными от тумана и дождя, и, почувствовав отвращение к погоде и к самому себе, я отвернулся от окна и уселся в кресло у камина, мешая уголь, пока он не запылал, и придумывая способ, как бы избавить свой дух от мрака, который угрожал окутать его таким же густым покровом, как лондонский туман.

      Кто-то постучал в дверь, и в ответ на мое несколько раздраженное «Войдите!» вошел Риманец.

      – Что это значит, Темпест, почему у вас темно? – воскликнул он весело. – Отчего вы не зажжете свет?

      – Огня довольно, – ответил я сердито, – во всяком случае, довольно, чтобы думать.

      – А, вы думали? – спросил он смеясь. – Не делайте этого. Это дурная привычка. В наше время никто не думает. Люди не могут выдержать этого, их головы слишком слабы. Только начать думать – и основы общества рухнут; кроме того, думать – работа скучная.

      – Я согласен с этим, – сказал я мрачно. – Лючио, со мной что-то неладно!

      Его глаза засветились.

      – Неладно? Что же может быть неладного с вами, Темпест? Разве вы не один из самых богатых людей?

      Я пропустил насмешку.

      – Послушайте, мой друг, – сказал я горячо, – вы знаете, что последние две недели я был очень занят, читая корректуру моей книги для печати.

      Он, улыбаясь, кивнул головой.

      – Я почти закончил работу и пришел к заключению, что в этой книге нет меня, она нисколько не отражает мои чувства, и я не могу понять, каким образом я написал ее.

      – Может быть, вы находите ее пустой? – сочувственно спросил Лючио.

      – Нет, – ответил я с оттенком негодования, – я не нахожу ее пустой.

      – Тогда скучной?

      – Нет, не скучной.

      – Мелодраматичной?

      – Нет,