Баронесса Поневоле. Светлана Александровна Никишина

рной поляне близ вишневых деревьев. На редкость солнечная погода наполняла душу теплом и светом.

      Луиза была изумительно хороша в своем платье из беленого полотна, расшитого по груди и рукавам причудливым узором из мелких каменьев. Густые каштановые волосы крупными локонами ниспадали до пояса и обрамляли безупречный овал лица. Белая кожа, красиво очерченные губы, тонкий носик делали ее необычайно привлекательной, а взгляд карих с янтарными искрами необыкновенно теплых глаз, опушенных темными ресницами под бровями вразлет, притягивал, обволакивал, околдовывал и не отпускал.

      Она вышла замуж за самого красивого, гордого и желанного мужчину, которого знала всю жизнь. Они жили на разных концах деревни, но он с раннего детства, словно преданный рыцарь, всегда был рядом: радовался ее успехам, утирал слезы при неудачах, прятал от гнева злобной тетки, угощал крыжовником, ее любимыми ягодами, защищал от долговязых мальчишек, скорых на всякие вредные козни, забавы и шалости. А после навещал в монастыре, куда ее в тринадцать лет пристроила тетка, не желая более кормить своенравную девчонку, дочь сестры, умершей вторыми родами.

      Филипп вернулся домой более года назад. По настоянию отца, деревенского старосты, он два года жил в Бонне, где обучался наукам. По возвращении он сразу отправился к аббатисе Бенедикте за своей суженой.

      Сидя за столом рядом со счастливым женихом, Луиза в трепетном ожидании первой ночи, поглаживая колечко на пальце, считала часы, когда будет всецело принадлежать Филиппу. Ее не страшило предстоящее, она желала близости и верила, что это будет волшебная ночь, ибо их брак совершен на небесах.

      Гости поздравляли молодых, желали здорового потомства, от души налегали на знатное угощение и крепкое хмельное, не забывая о советах и назиданиях.

      В самый разгар свадебного пира на поляну неожиданно ворвалась дюжина всадников на мощных конях. Гости всполошились: женщины ахнули, мужчины повскакали с мест.

      – Надеюсь, никто возражать не станет, если барон присоединится к торжеству, – окинув властным взглядом застолье, громко провозгласил хозяин местных владений Вольф Фон Гартман, возвращавшийся из рейда по своим северным поместьям, где жестоко расправился с мятежным вассалом.

      – Это великая честь, ваша милость, – поднявшись с места, почтительно произнес Филипп и низко поклонился важному гостю.

      В тот же миг могущественному барону преподнесли полный кубок крепкого вина. Не слезая с коня, он выпил его до дна, смачно вытерев губы, отбросил от себя в сторону и соскочил с седла. Устремив пронзительный взгляд на невесту, он подумал, что она слишком восхитительна для деревенской пасторали.

      – Теперь желаю поздравить невесту. – Гость, одетый во все черное, словно дикий кот, потянулся к Луизе, чтобы поцеловать ее, но она в испуге отпрянула и уткнулась лицом в плечо жениха. На мгновение к ней вернулась утренняя тревога, когда непонятно почему сердце охватило чувство неминуемой беды. Не решаясь поднять глаза, она всеми силами старалась скрыть свое смятение.

      Барон нахмурил брови, но, чуть склонившись, взял руку девушки и губами слегка коснулся дрожащих пальчиков. Подняв голову, он натолкнулся на смущенный взгляд, а в следующее мгновение необыкновенно выразительные глаза опалили его янтарным огнем, вызвав спазм в горле. В голове у него помутилось от внезапно вспыхнувшего и неудержимо разгорающегося желания немедленно овладеть этой невероятно возбудившей его женщиной.

      Луиза отдернула руку так неожиданно, что он пошатнулся, но не отошел, а медленно снял свой перстень и протянул его прекрасной деве, не отрывая горящих глаз от мягкой припухлости ее губ:

      – Я заявляю на тебя права.

      – Это невозможно, – испуганно ахнула она и, оттолкнув дорогой подарок, спрятала руки за спину.

      – Я воспользуюсь правом первой ночи сюзерена.

      – Вы не посмеете! – вырвалось у Филиппа, и он заслонил собой Луизу.

      – Это мое непреклонное решение, – жестко отрезал Фон Гартман, не обращая внимания на гул недовольства и появившийся ужас на лицах гостей.

      – Вы зашли слишком далеко, барон. Это древний, дикий и унизительный обычай.

      – Но его никто не отменял! – разразился злорадным хохотом вельможный дворянин. – Ты мой вассал, и обязан подчиниться своему господину.

      – Но не в этом гнусном требовании. Оно недостойно высокого титула, – от отчаяния и гнева смело возразил Филипп.

      – Не такого ответа я ждал, – скрипнул зубами барон. – Твой господин не из тех, кого можно безнаказанно ослушаться, – и, огласив двор витиеватым ругательством, угрожающе надвинулся на дерзкого деревенщину.

      У Луизы все похолодело внутри, казалось, она физически ощущала неотвратимо надвигающуюся беду: вот он, привидевшийся ей черный всадник, заслонивший солнце.

      Пытаясь отогнать призрачный образ, она негромко произнесла:

      – Вы слишком жестоки, господин.

      – Ты тоже осуждаешь меня? – надменно поднял брови Фон Гартман. – Я вел себя невежливо, напугал тебя, прошу прощения. – Он небрежно