Йалка. Марина Чуфистова

и смотрел, как кубики льда медленно исчезают. Впервые за день мне не было холодно. Вода мягко снимала усталость и злость. Телефон на стиральной машине пикнул. На экране сообщение от мамы. Сынок, все в порядке? Ради Всего Сущего, ну почему я не могу не ответить хотя бы раз? Все в порядке. А почему трубку не берешь? Я занят. На работе? На работе. Хорошего дня, обнимаю. И тебе хорошего. А обнять? Хотелось разбить телефон. Обнимаю.

      Я вылез из ванны, убрал все за собой, как это делал всегда. Вытер насухо пол и стены, зеркало. Сложил ткань с выпавшими шерстинками в пакет, чтобы выбросить. Мне не хотелось сушиться. Все равно до понедельника я не выйду из дома, можно побыть настоящим нуоли. Большим и шерстяным.

      В комнате, завернутый в полотенце, я посмотрел на себя в зеркало. Вода с меня капала на пол. Если бы не шерсть, можно было бы увидеть кубики. Или нет. Нужно начать ходить в зал или бегать.

      В дверь постучали. Это не Толик, промелькнуло в голове, пока я шел открывать. Не то чтобы я закрылся на замок, но отчего-то кричать «Входите» мне не хотелось. Мне вообще не хотелось говорить. Я бросил взгляд на маску и содрогнулся от мысли, что нужно ее надеть. А стоило. Она могла защитить меня от разной дичи в головах людей.

      Уперевшись одной рукой в стену, а в другой держа мой пакет с шерстью, стояла Леля. Ну и имечко. Она постаралась придать себе хабалистый вид. Хотя ей и не нужно было.

      – Тебя убирать за собой не учили?

      Можно было представить себе любое развитие этого события. Надо же было забыть этот чертов пакет! Я мог не открывать и крикнуть, чтобы отвалила. Я мог выхватить из ее рук пакет и хлопнуть дверью. Я мог притвориться мертвым. Но я открыл и молча смотрел на эту надутую во всех местах девицу. Она называла меня неотесанным дикарем, говорила, что таким, как я, нужно жить в лесу, а лучше вообще не жить. Она все говорила и говорила, матерный накал всё рос. С лексики базарной бабы до блатного жаргона она перешла так резко, что у меня закружилась голова. Татуированная змея на груди таращила на меня свои желтые глаза. Почти уверен, что на спине купола. В ее голове творилось невероятное. Я не мог не смотреть.

      Где же Верховской, когда он так нужен? Хотя бы строчку! «Ледяная пустыня, белый край, почерневшие пальцы, тюлений жир», тюлень, тюлененок, черные бусинки глаз… Черт!

      Никаких куполов на спине.

      Если бы изобрели машину времени, я бы отмотал на момент, когда она постучала в дверь моей спальни. Я бы не открыл. Нет. Лучше на вечер, когда я выбросил маску, или день, когда решил появиться на свет. Тут я склонен согласиться с теорией, что души сами выбирают воплощение. Хотя это противоречит легенде об изгнании нуоли на Землю. Я бы договорился со Всем Сущим, что лучше отработаю дворником в аду или тем, кто подтирает задницу Теду Банди или Чикатило. Едва ли это хуже тех четырех дней сожаления, которые я провел в квартире в ожидании новой маски. Я избегал Толика и боялся оставаться наедине с этой чокнутой. Я молился, чтобы Толик ее выгнал, но он отчего-то повел себя не как Толя Пушка. Он влюбился. Ради Всего Сущего, пусть она исчезнет. И пусть Толику не