ИДОЛ. Лана Мейер

жно, смогла бы пережить все это.

      Но сейчас мне кажется, что такое пережить невозможно. Чувство вины сжирает меня изнутри. Настолько сильно, что я опустилась до того уровня, что стою в коридоре психиатрической клиники, прямиком за дверью кабинета, в котором сейчас идет собрание психологической поддержки из фонда по предотвращению подобных случаев. Здесь собрались люди, находящиеся в глубокой депрессии. Я не могу даже произнести это слово на букву «с» даже в своих мыслях, поэтому называю другим словом на «с» – случай.

      Только когда твои родители осознанно уходят из жизни, это не случай, черт возьми. Это, мать их, решение.

      Нервно сглатываю и, с отчаянным выдохом наклонившись, ударяюсь лбом об стену в аккурат рядом с дверью. Тело дергается, будто не принадлежат мне. Меня разворачивает на сто восемьдесят градусов, словно сам дьявол хватает меня за плечо и бесцеремонно крутит, кактряпичную куклу. Ледяная стена обжигает спину, и я скатываюсь вниз, оседая на полу и обхватывая колени руками. Мой взгляд устремляется в никуда, реальность расплывается перед взором. Чувствую себя оболочкой, аватаром, лишенным содержания. Огонек, который когда-то горел внутри, окончательно погас, оставив вместо себя лишь холодную пустоту.

      Какое страшное слово «никогда».

      Мне никогда не выплатить эти долги.

      Я никогда не получу объяснение родителей.

      И я никогда больше не увижу свою сестру, с которой поссорилась в день ее отъезда. Я уже не верю, что она хочет меня видеть, даже если жива.

      Вздрагиваю всем телом, услышав неспешные шаги по направлению ко мне. Приходится заставить себя встать. Я не хочу, чтобы кто-то видел меня размазанной по полу, побитым котенком, оставленным в одиночестве.

      Мне однозначно стоит войти в этот зал собрания психологической поддержки. Но я не могу.

      Через стекло я наблюдаю за незнакомыми людьми, которые наверняка сейчас по очереди рассказывают психиатру о своей травме или душевном потрясении. Здесь все, как и я, потеряли близких. Или себя.

      Но я не знаю, что здесь делаю. У меня язык не повернётся рассказать все, через что я прошла. Я ненавижу плакать, когда кто-то смотрит или находится рядом.

      Никто и никогда не увидит моих слез.

      Мне нужно уйти отсюда. Я скорее умру, чем кому-либо расскажу о своих чувствах. Озвучить их – значит предстать жалкой, ничтожной и слабой перед толпой неизвестных лиц и перед самой жизнью. Озвучить их – означает признать потерю, сдаться.

      А я не могу сдаться, как мои родители. Я не могу позволить себе быть слабой.

      В последний раз взглянув на происходящее за стеклом, и ощутив себя больной сталкершей, намереваюсь развернуться и ретироваться из этого дурдома. Набрасываю капюшон толстовки на голову и порываюсь в сторону выхода, но не тут-то было: мое плечо вдруг оказывается в твердом мужском захвате. Душа устремляется в пятки, сердце переходит на бег. Какого черта меня лапает незнакомец?

      Добавьте к этому: незнакомец в психиатрической клинике.

      Мало ли сколько здесь душевнобольных.

      – Уже уходишь? – мужчина удерживает меня на месте, нарушая абсолютно все мои личные границы. Резко задираю голову, отчего капюшон слетает с моей головы, и анализирую внешность незнакомца. Но он мне знаком.

      Он один из них.

      И пусть я не помню, как его зовут, я совершенно точно знаю, что он принадлежит семерке дьявольских ублюдков из YELE.

      Точнее, теперь уже шестерке.

      Самый главный ублюдок трагически погиб почти сразу после суда.

      Насколько я помню, тот, что передо мной – был самым адекватным из ублюдков. Его заостренные и маскулинные черты лица смягчают круглые очки. Он явно позаимствовал их у Гарри Поттера. Губы молодого мужчины сжаты в тонкую линию, и, несмотря на то, что от его темно-зеленых глаз расходятся «доброжелательные морщинки» и он улыбается мне глазами, кажется, что он больше похож на волка в овечьей шкуре, чем на святого отца, пришедшего успокоить мою душу.

      – Да, ухожу. Не трогай меня, – пытаюсь пресечь беспардонное поведение бывшего сокурсника по институту. Сокурсник – громко сказано, ведь я младше него лет на пять или даже семь.

      «Дьявольская семерка» – так все их называли. Они были старшекурсниками и заканчивали магистратуру, когда я только поступила на первый курс Йельского университета. Их громкая слава разлеталась за ними шлейфом интриг, сплетен и тайной грязи. Для образовательного комитета они были представителями студенческого тайного братства – обычное дело в университетах «Лиги плюща». Члены подобных братств в дальнейшем очень часто становятся президентами, политиками и другими крупными фигурами на шахматной доске сильных мира сего. Для всех остальных – зачинщиками развратных вечеринок, на которых творилось Дьявол знает что, и мне очень жаль, что мне довелось попасть на одну из них и увидеть то, что мне не стоило видеть.

      – Узнала меня? – пытаясь казаться доброжелательным, он раздвигает губы в фальшивой улыбке. Хотя, быть может, это лишь мое искаженное восприятие? Я сейчас в настолько подавленном