Мавзолей-2. Сергей Фомичев

беев покинул родную контору не прощаясь. Сослуживцы и подчинённые, ставшие в одночасье бывшими, даже не заметили его ухода, продолжая пялиться в экраны компьютеров. Теперь он и они принадлежали к разным мирам. Существовал мир бюджетников, клерков, мелких начальников, управляющих, в котором до сих пор барахтался и сам Холубеев, и существовал мир элиты, номенклатуры, подлинных сливок общества, мир, в который ему предстояло войти.

      Можно было бы сказать, что Холубеев вытащил счастливый билет, но Аркадий Фёдорович в счастливые билеты не верил. Он ковал свою судьбу сам и произвёл достаточно много работы в деле подмазывания, лести, хитрости и интриг, чтобы ожидать пресловутый профит. Он даже затруднялся предположить, какая из его, так сказать, инвестиций стала той соломинкой, что сломила преграду между мирами и открыла ему путь наверх. Лесть, знаете ли, дело такое. Её никогда не бывает много. Ведь от поклонов, как известно, спина не сломается. Так что любые перенесённые унижения Аркадий Фёдорович вспоминал едва ли не с улыбкой. Жизнь есть жизнь. И её надо прожить так, чтобы не было мучительно больно. Социальные лифты теперь не так шустры и просторны как прежде. Они скрипучи, вонючи, грязны и темны, продвигаются медленно с серьёзным риском сорваться в колодец.

      Правда иногда, очень редко по счастью, перед глазами Холубеева возникали и другие картинки. Такие, которые даже самый отъявленный циник и пройдоха постарался бы поскорее забыть. Покончившие самоубийством от травли, спившиеся от безнадёги коллеги, все к чьему падению он приложил руку. Но девочка с разорванной грудью являлась ему особенно часто и оставляла особенную горечь после пробуждения. Он поймал тогда её предсмертный взгляд и не мог отделаться от него всю оставшуюся жизнь. Каждый момент триумфа, каждое ликование от его очередного успеха на пути к карьерным вершинам, омрачала эта картина. И он вдруг подумал, что может оно и к лучшему? Может именно она не давала ему расслабиться, впасть в опасное благодушие, в спокойствие и подставить конкурентам тонкую пульсирующую жилку на горле.

      Так или иначе, сегодня он навсегда покинул скучную замшелую контору, чтобы пройти формальную инициацию и окончательно стать частью номенклатуры. Все предварительные тесты, экзамены и собеседования были успешно пройдены, а коварные ловушки преодолены. Так что Холубеев не боялся пресловутого срыва в последний момент. Он лишь слегка волновался, не зная, что конкретно его ждёт на инициации, о которой легко намекнул один из новых кураторов, призванный служить ему проводником в бурной жизни элиты на первых порах.

      – Нужно просто пройти через это, – сказал товарищ Гордеев. – Поедешь на станцию Кремль-Тридцать, там тебя встретит профессор Миргородский и всё объяснит.

      Всю предыдущую ночь Холубеев ворочался, размышляя, не вставят ли ему в мозг какой-нибудь хитрый чип, чтобы контролировать преданность, не подвергнут ли временной стерилизации, ведь всем известно, что поголовье элиты ограничено и бесконтрольная рождаемость может привести к кризису. Дети номенклатуры оставались в номенклатуре даже если рождались абсолютно бесталанными, даже если их предок проворовался или совершил политическую ошибку. Не прощалось высшим классом только предательство – это незыблемое правило и краеугольный камень стабильности. Именно поэтому так трудно было прорваться туда из низов. Именно поэтому сохранялась такая преданность среди тех, кто прошёл отбор.

      Размышляя о социальных лифтах он вошёл в лифт обыкновенный. Холубеев много раз пользовался им, поднимаясь в офис и возвращаясь после работы на грешную землю, но впервые с ним была заветная карточка. Её он и вставил в едва заметное приёмное устройство после чего набрал на обычных кнопках, означающих для простых людей этажи, секретный код доступа. Пока Аркадий Фёдорович разглядывал себя в зеркале, лифт мягко пошёл вниз, проскочил лобби, как теперь называли старый добрый первый этаж, прошёл мимо двух уровней гаражей и одного уровня службы безопасности и, наконец, открыл двери на одной из подземных станций Метро-2.

      За всю предыдущую жизнь он проехался этим транспортом лишь однажды, да и то с сопровождающим. Теперь же гордо показал именную карточку охраннику, что заменял турникеты на входе. Тот скользнул взглядом и ничего не сказал, только слегка кивнул, мол, проходите, товарищ. Не полез отчего-то сверяться с базой данных, кто тут такой незнакомый шастает – ведь наверняка знал в лицо почти всех, кто пользовался этой станцией. Хоубеев даже слегка осерчал, что не смог порисоваться хотя бы перед служивым, однако, быстро взял себя в руки и даже обругал за ребячество.

      Он вставил карточку в специальный терминал и набрал код станции. Терминал выдал ему маршрут и напечатал чек. Время прибытия нужного поезда в нём значилось с точностью до минуты, словно на железной дороге. Да и поезда в Метро-2 ходили по маршрутам, а не по линиям и, сев не на тот, можно было уехать чёрте куда. А ведь он пока что не везде имел допуск. А ну как въедет по незнанию во что-нибудь жутко секретное? От такой мысли его пробрала дрожь и Холубеев мысленно выругал себя за необоснованные волнения. Но до конца так и не успокоился. Слишком много новых впечатлений