Ценитель. Сергей Котов

он будто обещал защиту. Наверно, если бы я задумался в тот момент об этом, такое доверие показалось бы мне странным. Но я не задумался.

      – Спасибо… – тихо сказал я, оглядывая свои школьные брюки, испачканные дорожной грязью и пятнами от раскисшей осенней травы. Удивительно, но новенькие кроссовки при этом выглядели отлично, на них не осталось ни пятнышка.

      – На здоровье, – кивнул Филипп Петрович. – Нам туда!

      Он указал в сторону Советской улицы, куда мы и направились.

      Я думал, что он живёт в одной из старых девятиэтажек во втором микрорайоне, но мы пошли дальше. Мимо Дома культуры, через перекрёсток, мимо фабрики, где работала мама – прямо до единственной в городе гостиницы с незамысловатым названием «Егорьевск».

      – Вы в командировку приехали к нам, да? – спросил я, когда мы прошли возле сонной толстой тётки, лузгавшей семечки за стойкой. На нас она не обратила ни малейшего внимания.

      – Получается, так, – кивнул Филипп Петрович.

      – Ясно. Спасибо, что помогли. Это вы ведь их отогнали, да?

      – Я немного помог. И, к сожалению, чуть не опоздал, за что себя до сих пор укоряю, – грустно улыбнулся мой спутник.

      Мы поднялись пешком на третий этаж. Тут пахло пылью и старыми квартирами. На скрипучем паркете в коридоре лежала ковровая дорожка, местами протёртая до дыр.

      Филипп Петрович остановился возле двери, на которой висели прикрученные шурупами латунные цифры «37».

      – Ну вот, нам сюда, – довольно кивнул он, проворачивая в замке дверной ключ с огромным коническим деревянным брелком.

      Из номера веяло древностью. И чем-то ещё: тёплым, живым и домашним. Наверняка эту живую нотку привнёс нынешний постоялец.

      – Подожди пока здесь, – сказал он, закрывая дверь на ключ. – Я воду включу. Её приходится долго сливать, пока горячая не потечёт.

      С этими словами он скрылся в санузле. Через несколько секунд послышался плеск воды.

      – Там на раковине щётка, – сказал Филипп Петрович, когда вернулся. – Ей можно брюки почистить. И на вот, возьми, надень.

      Он достал из-под кровати новенькие пластиковые шлёпанцы и подвинул ко мне. Я осторожно снял кроссовки и переобулся.

      – Полотенце на сушилке. Оно большое, ты в него завернись, как в халат. Потом на сушилку штаны повесь, а я её включу. За полчаса, думаю высохнут… ты как себя чувствуешь в целом? – вдруг спросил Филипп Петрович, взглянув на меня и нахмурившись.

      – Бок болит… – честно признался я.

      – Так, значит, под душем долго не стой. Ополоснулся – и сразу выходи. Если чувствуешь, что плохо стало – зови.

      – Ладно… – кивнул я.

      Кое-как очистив брюки и ветровку, я разделся. Посмотрел в старое зеркало на свой бок. Там красовался огромный фиолетовый синяк, который, казалось, темнел с каждой секундой.

      Ополоснувшись, я завернулся в большое розовое полотенце, повесил на его место брюки с ветровкой и вышел обратно в комнату.

      Филипп Петрович сидел возле стола, на котором откуда-то появился вычурного вида фарфоровый чайник.