Майор Пронин и господин Хуммер. Лев Овалов

демонстрации и даже мирные студенческие пикники. Они же понимали, какие разговоры мы там вели. Да и вообще, это был символ, символ будущей революции – маевка. А наши противники не были круглыми дураками. Так вот, с этой песней я и устроил рабочую демонстрацию человек на двадцать, из которых только трое были верными друзьями. А потом мы на лодках гребли по Волге, развернув красные транспаранты. И снова пели. Многих тогда арестовали, а меня просто поколотили. От полиции я сумел убежать, но какой-то черносотенец огрел меня палкой по спине во дворе трактира. Вот это были сражения, как в «Трех мушкетерах». Это и привлекло многих их нас в революцию. Но это еще не вся история. Прошел год. Никто не забыл про мою песенку. Я часто исполнял ее в дружеских компаниях. И не только я. Песенка, вообразите себе, пошла в народ. И через год, в апреле, человек сто самарских рабочих с красильной фабрики и человек двадцать железнодорожников договорились о забастовке 1 мая! Прямо по словам моей песенки! Я в то время находился в другом городе. Кажется, в Петрограде работал. Конечно, участвовал там в маевке, где-то в пригороде, вместе с Ильичом, между прочим. И вот я узнал про самарскую забастовку! Про нее писала левая пресса. Десятерых рабочих тогда надолго заперли в кутузку. Остальных наказали рублем. Но, товарищ Хуммер, так начиналась наша борьба. И мне особенно приятно, что ваш батюшка занимался примерно тем же самым у вас в Америке. Мы же помним и чикагские забастовки, и бостонское чаепитие, и многое другое, о чем с восхищением читали, получая информацию из вашей далекой страны.

      У Кржижановского загорались глаза, когда он вспоминал о революционном прошлом. Видно, что для этого солидного, вдумчивого инженера боевая молодость была святыней, которую он бережно хранил в сердце. Так бывает. Он продолжал:

      – Русские революционеры невольно стали хорошими путешественниками. Изучили и север, и Дальний Восток. Нас туда ссылали. А эмиграция помогла нам здорово изучить Европу. Франция, Германия, Швейцария, Бельгия, Швеция – все это родные для нас страны. В меньшей степени – Англия, Италия, Австрия. Там мы иногда учились, иногда просто бузотерили. Ну, Польша тогда была частью России, там мы тоже частенько бывали, тем более, что это родина моих предков. Еще Польска не сгинела! Так что Европы мы знаем, как говорится, на ять. А вот в Америке бывали редко. Только после 1905 года русские революционеры стали более-менее массово добираться туда. И прежде всего – товарищ Троцкий. Ну, вы его знаете. Об этом мне доложили, – Кржижановский улыбнулся. – Троцкий великий революционер, но в инженерных и промышленных делах – фантазер, каких мало. Впрочем, не будем об этом. Поговорим об Америке. У вас развиваются электростанции на торфе?

      Хуммер с запинкой ответил что-то неопределенное. Кржижановский улыбнулся:

      – Я забыл, что вы инвестор, а не инженер. Извините за глупый вопрос. Итак, вы заинтересовались нашей системой. А что вы можете предложить?

      – Услуги консультанта и посредника на постоянной основе, – вот тут Хуммер был в своей стихии и отвечал бойко. – Вам нужны открытия, которые сделают эффективнее всю