Как в кино. Юлия Лавряшина

В Москве это давно считается смягчающим обстоятельством.

      Усевшись в кожаное кресло рядом с длиннолистной драценой (такая же росла у них дома, в гостиной), Роман отказался от кофе и позволил себе незаметно оглядеться, дожидаясь приглашения в кабинет. Ничего примечательного: дипломы, призы, качественные снимки с фестивалей – застывшие в деланых улыбках лица знакомых актеров. Он и сам встретился с Могуловым на премьере одного из громких проектов года. Роман пришел из злорадного любопытства: настолько ли это будет плохо, как ему кажется? Худшие предположения оправдались, о чем он и сказал своему приятелю по цеху после окончания фильма. И вдруг услышал незнакомый голос:

      – А вы сняли бы лучше?

      Очень толстый почти безволосый человек, стоявший у него за спиной, показался Роману знакомым, но наверняка он с ходу не вспомнил. Толстяк промокнул платком шею, хотя в зале от души работал кондиционер. Да и в фойе, где они остановились, не было жарко.

      – Уверен, что снял бы…

      Обвисшие мешки под глазами потемнели.

      – Вам сколько лет? Двадцать пять? Тридцать?

      – Последнее.

      – Всем начинающим режиссерам кажется, что они способны играючи создать шедевр. А на выходе получается полное говно…

      – Не сказал бы, что мои фильмы – говно, – огрызнулся Роман. И почувствовал, как приятель ткнул его в бок.

      Толстяк прищурился:

      – Дерзкий? Это неплохо. Как зовут? Что снял?

      Их странный разговор кончился тем, что Могулов вручил ему визитку и велел прийти в понедельник в двенадцать.

      – Есть у меня один сценарий. Может, заинтересуешься…

      Почтой не прислал, поосторожничал. Представив, что придется читать стостраничный сценарий, сидя в приемной, Роман поморщился – унизительно, да и отвлекать будут все подряд. И сейчас люди шумно входили и выходили, смеясь, переговариваясь, шелестя бумагами, болтая по телефону. Не теряя самообладания, помощница также приветливо отвечала всем. Ее светлое, мягкое лицо выражало неизменную доброжелательность и готовность помочь. Роман все больше проникался симпатией к этой женщине, сумевшей остаться нормальным человеком в безумном мире кино.

      Правда, на площадку она не выходила…

      Могулов сегодня тоже выглядел свежее и как-то солнечнее, чем в день их знакомства, даже мешки под глазами, хоть никуда и не делись, не выглядели сумрачными. Оставшиеся волосы радостно вспыхивали искрами в луче света, падающего сзади – за окном прояснилось наконец!

      – Пришел? Рад! – Станислав Андреевич указал на стул. – Напомни, как тебя зовут?

      Надежда на то, что эта встреча будет куда приятнее первой, тут же угасла.

      «Все ты помнишь, – подумал Роман раздраженно. – Хочешь на место меня поставить?»

      – Роман Воскресенский.

      Продюсер хмыкнул:

      – Тебе писателем надо быть с таким именем, романы писать, а ты в кино подался.

      – Роман Романа – это уже масло масленое.

      – Не в первый раз так отвечаешь, а?

      – Не в первый.

      – Значит,