Чрево Парижа. Радость жизни. Эмиль Золя

слоем одеял, с пуховой периной – олицетворением сытого сна на полное брюхо. Постель была создана исключительно для сна. Зеркальный шкаф, комод с туалетом, круглый стол под тамбурной салфеткой, стулья, прикрытые гипюровыми квадратами, вносили во все буржуазную роскошь, опрятную и солидную. У левой стены, по обеим сторонам камина, украшенного вазами с пейзажами и часами, изображавшими позолоченного Гутенберга в задумчивой позе, держащего палец на книге, висели в аляповатых овальных рамах портреты Кеню и Лизы, написанные масляными красками. Кеню улыбался, Лиза казалась весьма достойной дамой; оба они были в черном, чистенькие, прилизанные, значительно прикрашенные, с лицами нежно-розового цвета. Паркет был устлан триповым ковром, на котором сложные розетки перемешивались со звездами. Перед кроватью лежал пушистый коврик из длинных концов гофрированной шерсти – кропотливая работа прекрасной колбасницы, связанная ею за прилавком. Но среди всех этих новеньких вещиц сильнее всего поражала глаз большая конторка у стены справа, квадратная, приземистая, подновленная лаком; однако мраморная отделка на ней крошилась, а красное дерево от старости потрескалось. Лиза пожелала сохранить эту вещь, более сорока лет служившую дядюшке Граделю; по ее словам, она должна была принести им счастье. Правда, у конторки этой были несокрушимые железные скрепы, настоящие тюремные замки, и отличалась она такой тяжестью, что ее нельзя было сдвинуть с места.

      Когда Флоран и Кеню вошли, Лиза сидела за опущенной доской конторки и писала, выводя крупным, очень четким, закругленным почерком столбцы цифр. Мужчины сели. Флоран с удивлением рассматривал комнату, портреты, часы и кровать.

      – Ну вот, – сказала наконец Лиза, добросовестно проверив целую страницу вычислений, – выслушайте меня… Мы должны представить вам отчет, любезный Флоран. – Она назвала его так впервые. Взяв исписанный листок, она продолжала: – Дядя ваш, Градель, скончался, не оставив завещания. Вы с братом были единственными наследниками… В настоящее время мы должны отдать вам вашу долю.

      – Но я ничего не требую, – воскликнул Флоран, – мне ничего не надо!

      Кеню, должно быть, не знал о намерениях жены. Он немного побледнел и взглянул на нее с досадой. Владелец колбасной искренне любил брата, но к чему было навязывать ему наследство дяди? Позднее видно будет.

      – Я отлично знаю, дорогой Флоран, – заговорила опять Лиза, – что вы вернулись не с тем, чтобы требовать свою собственность. Но только денежки счет любят, и гораздо лучше покончить с этим теперь же… Капитал вашего дядюшки достигал восьмидесяти пяти тысяч франков, и я записала на вашу долю сорок две тысячи пятьсот франков. Вот они.

      Лиза показала ему цифру на листе бумаги:

      – К сожалению, не так легко оценить лавку, инвентарь, товар, клиентуру. Я могла вставить только приблизительные суммы, но, по-моему,