Чрево Парижа. Радость жизни. Эмиль Золя

обращаясь к маленькой девочке, забившейся в угол, прибавил:

      – Полина, да сбегай же за мамой.

      Но малютка не тронулась с места. Это был прелестный пятилетний ребенок; полное круглое личико ее было очень похоже на лицо красивой колбасницы. Девочка держала в руках громадного рыжего кота, который и не думал вырываться, а, мурлыча от удовольствия, лежал, свесив лапы; и крошка тискала его своими ручонками, сгибаясь под тяжестью ноши, точно боялась, что плохо одетый господин украдет ее сокровище.

      Лиза медленно вошла в комнату.

      – Это Флоран, мой брат, – повторил Кеню.

      Невестка назвала его «сударь» и обошлась с ним очень ласково. Она спокойно оглядела деверя с головы до ног, не обнаружив ни тени невежливого любопытства. Только на губах ее показалась чуть заметная складка. Лиза продолжала стоять на месте и наконец улыбнулась, глядя, как ее муж обнимает своего брата. Но Кеню понемногу успокоился. Тогда он обратил внимание на худобу и убогую одежду Флорана.

      – Ах, мой бедный друг, – сказал он, – однако ты там не очень-то похорошел… А я вот растолстел… Что поделаешь!..

      Действительно, он был толст, слишком толст для своих тридцати лет. Он вылезал из сорочки, из передника, из белья, в котором походил на громадного спеленутого младенца. Его выбритое лицо, казалось, вытянулось вперед и чем-то напоминало свиное рыло; ведь он день-деньской возился со свининой, руки его постоянно погружались в это мясо, жили в нем. Флоран едва узнал брата. Он присел и переводил глаза с него на красавицу Лизу, с Лизы на крошку Полину. Все трое дышали здоровьем, были великолепны, почти квадратны и лоснились; они смотрели на Флорана с удивлением толстяков, которыми овладевает смутная тревога при виде тощего человека. Даже кот, готовый лопнуть от жира, пялил свои желтые глаза и с недоверчивым видом разглядывал Флорана.

      – Ты ведь подождешь завтрака, не так ли? – спросил Кеню. – Мы завтракаем очень рано, в десять часов.

      В комнате стоял сильный кухонный запах. Флорану припомнилась ужасная прошедшая ночь, прибытие в Париж на груде овощей, смертельная мука на Центральном рынке, беспрерывная лавина пищи, от которой он только что ускользнул. И он тихим голосом, с кроткой улыбкой промолвил:

      – Нет, я, видишь ли, ужасно голоден.

II

      Флоран только начал изучать в Париже право, когда неожиданно умерла его мать. Она жила в Вигане, находящемся в департаменте Гард, и вышла замуж вторым браком за нормандца из Ивто, по фамилии Кеню, которого привез на юг один из супрефектов, тут же позабывший о его существовании. Кеню остался чиновником в супрефектуре, находя край очаровательным, вино отличным, а женщин любезными. Через три года после женитьбы болезнь желудка унесла его в могилу. Он оставил в наследство жене лишь толстого мальчугана, очень на него похожего. Между тем матери и без того было трудно вносить ежемесячную плату