Картинные девушки. Музы и художники: от Веласкеса до Анатолия Зверева. Анна Матвеева

слуга, ученик и друг Хуан Пареха[7]. Мулат Пареха был самым близким художнику человеком, именно с него спустя много лет в Риме будет сделан знаменитый портрет, поразивший итальянцев невероятным сходством с оригиналом[8]. Между прочим, всем известный д’Артаньян отправился из Гаскони в Париж тоже в апреле, спустя каких-то три года после первой попытки Веласкеса «взять Мадрид». Роман Александра Дюма «Три мушкетёра» начинается словами: «В первый понедельник апреля 1625 года всё население городка Менга, где некогда родился автор “Романа о розе”, казалось взволнованным так, словно гугеноты собирались превратить его во вторую Ла-Рошель»[9]. Да, это была одна и та же эпоха – мушкетёры и Веласкес намного ближе друг к другу, чем кажется из нашего века. Порывистый д’Артаньян мечтал сделать военную карьеру в Париже, а сдержанный Веласкес – найти для себя в Мадриде достойное место и заниматься тем, что ему по-настоящему нравилось, – живописью. Правда, в отличие от мушкетёра, художник был обременён семьёй, к тому моменту у него было уже две дочери: Франциска родилась в мае 1619 года, Игнасия – в январе 1621 года.

      Королевский двор, к которому спешили, пришпоривая коней, художник и его слуга, пребывал тогда в ожидании перемен – после смерти Филиппа III в 1621 году трон занял монарх под следующим порядковым номером, Филипп IV. Сегодня он известен в основном как самый портретируемый[10] король в истории – благодаря Веласкесу. Чем ещё он знаменит, какую роль сыграло его правление для Испании? Ответ прежний: главное для Испании и всего человечества достижение Филиппа IV состоит в том, что он верно оценил гений Веласкеса и позволил ему – настолько, насколько мог! – свободу творчества.

      Филипп IV был младше Диего Веласкеса на шесть лет. Он тоже «увлекался» живописью – во всяком случае, искусство интересовало его значительно больше государственных дел. Правление Испанией было по сути передано в руки могущественному дону Гаспару Гусману, графу Оливаресу. Граф был младшим сыном близкого друга Пачеко, и тесть Веласкеса очень рассчитывал на его помощь. Но желанный орнамент сложился не сразу: первый приезд Веласкеса в Мадрид обернулся неудачей. Король художника не принял, при дворе все были озабочены политическими перестановками, и даже всесильный Фонсека не сумел помочь талантливому земляку. Но Веласкес не сидел сложа руки в ожидании чуда – он изучал картинную галерею дворца, копировал работы Леонардо, Веронезе, Рубенса. Сильнее прочих ему нравился Тициан[11] – Диего восхищался этим гениальным венецианцем, который, кстати, работал для испанских королей в первой половине XVI века – писал в Аугсбургской резиденции портреты Карла I и юного принца Филиппа, но так и не поддался на уговоры приехать в Испанию и стать придворным живописцем. В тот первый приезд в Мадрид Веласкес познакомился с поэтом Луисом де Гонгорой-и-Арготе и сделал с него проникновенный портрет (1622, Музей изящных искусств, Бостон). Через два месяца

7

По другой версии, Веласкес прибыл в Мадрид в компании своего тестя, Франсиско Пачеко. Что касается Хуана Парехи, то он был на самом деле не слугой, а рабом Веласкеса, подаренным ему в 1623 году. Пареха растирал краски, поддерживал порядок в мастерской и со временем сам выучился рисовать, став неплохим художником.

8

Благодаря этому портрету Веласкес получит заказ от папы Иннокентия Х. В Риме испанца никто не знал, и, чтобы доказать свой талант, он отправил Пареху позировать рядом с портретом на публике. Эксперимент оказался более чем успешным: теперь от заказов не было отбоя.

9

Цит. по: Дюма А. Три мушкетёра. Пер. с фр. Вальдман В.С., Лившиц Д.Г., Ксаниной К.А. Кишинёв: Лумина, 1974.

10

Веласкес создал 34 портрета Филиппа IV, многие из которых, к несчастью, были утрачены: погибли при пожаре 1734 года, когда королевский дворец в Мадриде сгорел вместе со всеми хранившимися в нем произведениями искусства.

11

А вот Рафаэля Веласкес терпеть не мог – по словам Ортеги, оттого что Рафаэль «вознамерился придать вещам совершенство, которым они не обладают». Веласкес был правдив в своем искусстве, но всё-таки нельзя сказать, что это правда реализма или натурализма.