Сердце в оковах. Кэтрин Болфинч

один за другим. Их было несколько, а мои ноги меня не слушались, как и тело. Пистолет тоже не помог, пальцы его не удержали, так что он рухнул в грязную лужу около мусорки. Я остался лежать там же, чувствуя, как мышцы ломило, лицо заливала теплая жидкость, а кожу под коленями жгло, словно к ней поднесли открытый огонь, на котором меня и собирались сжечь.

      Глава 8. Амели

      Адам Санчес лежал на кровати прямо перед мной.

      Я до сих пор не понимала, как это произошло.

      Красивое лицо залито кровью, губа и бровь разбиты, под глазом красовался синяк, от хорошего костюма осталась только жалкая пародия.

      Какой-то ублюдок порезал кожу под коленями, так что белые простыни можно отправлять вслед за костюмом в мусор.

      Руки дрожали так сильно, когда я пыталась обработать его раны, что думалось, я скорее убью, чем помогу.

      Дома не было прислуги, только два охранника, которые всучили мне поднос со спиртом, бинтами и ватой.

      Вито еще не появлялся и на телефон тоже не отвечал. Его люди принесли избитого Адама без сознания, водрузили на кровать и ушли, оставив меня разбираться с этим.

      Я была даже рада.

      Не тому, что он без сознания, конечно, а тому, что могла без страха касаться его, словно он – ожившая картинка из моей головы.

      Я прикрыла глаза, коснулась его ладони. Вот бы он только очнулся. Сейчас, когда никого нет, когда я могу сказать, что он прав во всем.

      Хотя людей с такими шрамами, как у меня, могло быть сотни. Но вряд ли существовала сотня девушек с одинаковыми лицами.

      Я получила свой, когда полиция искала отца Адама и пришла к нему. Он не отказался разговаривать, так что они стали преследовать. Та ночь вышла странной, мы бегали по закоулкам, прячась от мигалок, перелезали через заборы, смеялись, а потом шипели друг на друга с предупреждением вести себя потише. Тогда я окончательно поняла, что Адам непростой человек, что его семья явно не самая законопослушная. Меня это не напугало. Хотя, кто знает, может быть, если бы я ушла тогда, то не сидела бы сейчас здесь.

      Тогда, в театре, я даже думала кинуться к нему, упасть в объятия, зная, что он поймает. Прошло пять лет, а я почему-то верила ему, хотя мы обменялись всего несколькими словами.

      Что, если это проверка Вито? Что, если муж проверял меня на верность? Вполне в его стиле.

      Я знала, что пройду эту проверку, потому что не собиралась терять голову окончательно. И не собиралась жертвовать всем ради того, что когда-то было в моей жизни.

      Нет больше той безрассудной, наивной девочки Марго. Теперь в любом выборе я выбирала «жизнь». Плевать, что и как, главная потребность – выжить.

      Я обработала раны Адама, села на край кровати, прислушиваясь к ровному дыханию в тишине и гадая, вернулся ли Вито. За дверью гостевой комнаты не слышалось ни шагов, ни разговоров, и тогда я осмелела, повернулась к парню, лежащему без сознания. Пальцы коснулись теплой щеки, на которой еще алела разводами кровь, прочертили дорожку к светлым волосам, поправили челку. Я склонилась над ним, наблюдая за тем, как подрагивали ресницы,