Комиссар. Часть 3. Завершившие войну. Яна Каляева

тут дрянь такую пишут о нас… сама посмотри, – Антонов достал из-за пазухи мятый газетный лист. – Там и про тебя тож…

      – Из-за того-то ты в печали! Ну и когда правительство хорошо отзывалось о революционерах?

      – Да если бы правительство… – Антонов скривил рот. – Эсеры, ядрена копоть, максималисты, чтоб им пусто было. Не те, которые в Директории штаны просиживают, а самое что ни на есть революционное подполье. Не знаю, правда, много ли они там наборолись, подпольщики хреновы. Зато газету издают, чтоб на нас помои лить. Да сама глянь, что я тебе буду заливать.

      Саша неохотно сняла рукавицы – пальцы сразу кольнуло холодом – и взяла в руки рыхлую желтоватую бумагу. Газета называлась “Знамя борьбы”. “В борьбе обретешь ты право свое”, – гласил лозунг под названием. Передовица – памфлет о мерзостях Нового порядка. Саша пробежала текст глазами. Стиль напыщенный: “Преступления вопиют к небу… кровь наших братьев взывает к отмщению”. По существу – ничего такого, чего они тут уже не знали.

      – Переверни, – ухмыльнулся Антонов.

      Статья на обороте называлась “Узурпаторы революции”. “Некто Александр Антонов, уголовный преступник, неуч и пьяница… предал идеалы партии социалистов-революционеров… спелся с большевиками, которые в свое время не оправдали доверия народных масс и под лозунгом борьбы против угнетения сами сделались угнетателями… обреченное восстание под невнятными лозунгами… сожительствует с красоткой-комиссаром, бывшей любовницей министра ОГП”. Фу, еще и сплетни!

      – Добро пожаловать в революцию, – хмыкнула красотка-комиссар, запахивая пуховой платок и сплевывая в очередной раз кровь. – Едва начинаешь что-то для нее делать, тут же находится тот, для кого ты становишься ее предателем. Кто меня порывался расстрелять в первую встречу именем не чего-то там, а революции? Обидно было, между прочим. У них партийная платформа какая, у этих максималистов?

      Держа газету двумя пальцами, Саша вернула ее Антонову.

      – Да черт их разберет. К индивидуальному террору призывают. Бомбисты, понимаешь. Народовольцы, мать их в барабан…

      – Прошлый век, ей-богу, они б еще…

      – Тихо!

      Саша затаила дыхание и различила далекий гул… сверху? Антонов быстро окинул взглядом площадь, схватил Сашу за плечо и потянул за собой к церкви. Железная дверь на замке, но под массивным козырьком входного портала вполне можно было укрыться.

      Они вжались в холодное железо дверных створок. Следы в снегу выдавали их с головой. Там, где они только что стояли, чернела оброненная Сашей рукавица. Гул стремительно нарастал.

      – Нас будут бомбить? – спросила Саша отчего-то шепотом, хотя из-за шума двигателя сама себя едва слышала.

      – Это вряд ли. Чего им тут бомбить, коровники? Нас тут всего рота да твой конвой, и все по домам, кроме караульных, – Антонов осторожно выглянул из укрытия. – Разведчик это, причем один, похоже. У него ну самое большее пара легких бомб и пулемет. Да не трясись ты, не видят они нас. А коли б и увидали, что с того? Мужик