Государство и его уголовное судопроизводство. Леонид Головко

там некуда разместить, да он там и совершенно не нужен. Мы также убеждаемся, что вследствие всех этих крайне наивных и малопродуктивных усилий возникают риски искажения классических уголовно-процессуальных институтов, например, очной ставки, которую пытаются «подстроить под требования сравнительно недавно образованного Европейского суда по правам человека», что не удается корректно сделать без разрушения данного исторически устоявшегося института, потому что «изначально очная ставка задумывалась для иного»134. Таким образом, если использовать «схему» создания суррогатных процессуальных механизмов по спасению ч. 2.1 ст. 281 УПК РФ, а вместе с ней и репутации ЕСПЧ, то крест надо уже ставить на соблюдении закона при производстве очной ставки, ибо ее основанием может быть только наличие существенных противоречий между показаниями ранее допрошенных лиц, а не выполнение ст. 281 УПК РФ135, что по идее все равно должно приводить к признанию результатов очной ставки недопустимым доказательством в соответствии с ч. 1 ст. 75 УПК РФ.

      При желании несложно подвергнуть столь же подробному анализу, причем с теми же выводами, и другие способы организации «оспаривания» защитой свидетельских показаний, полученных в ходе предварительного расследования, поскольку речь в любом случае идет о применении каких-то классических институтов, сконструированных для других целей, т. е. об их применении не по назначению. Столь же неубедительны и многочисленные предложения de lege ferenda, например, идея знакомить подозреваемых и обвиняемых с показаниями свидетелей и потерпевших «сразу или через небольшой промежуток времени после допроса»136 последних, чтобы обвиняемые с подозреваемыми могли заявить ходатайство о дополнительном допросе «показывающих против них» свидетелей, удовлетворяя тем самым пожелания ЕСПЧ. Авторы таких «инноваций», судя по всему, сами понимают их, как минимум, шаткость, поэтому предлагают оперативно знакомить обвиняемого (подозреваемого) с протоколами допросов «не всех свидетелей», а лишь «в случаях, когда есть основания предполагать», что свидетели и потерпевшие «не явятся либо могут не явиться в судебное заседание»137. Но, во-первых, следователь не обязан обладать даром предвидения, чтобы судить о том, сможет ли свидетель явиться в суд спустя недели, месяцы, а то и годы после своего допроса на следствии. Во-вторых, как быть с концепцией тайны следствия, когда свидетель дает ценные показания, служащие основанием производства важных следственных действий (обыска, выемки, допроса), о которых обвиняемому знать на данном этапе вовсе пока не следует? Ясно, что подобные предложения есть не более чем очередная деформация институциональной уголовно-процессуальной логики, а без нее ни одна уголовно-процессуальная система качественно работать не может. В целом все эти метания, странные решения и сомнительные предложения просто показывают контрпродуктивность

134

Желтобрюхов С.П. Как выйти из процессуального кризиса «неполной», «половинчатой» очной ставки? // Российская юстиция. 2019. № 1. С. 38.

135

Там же.

136

Ефимовых И. Условия оглашения показаний потерпевшего и свидетеля по уголовному делу при их неявке в судебное заседание // Законность. 2020. № 5. С. 62.

137

Там же.