Любовь в курятнике. Тамара Москалёва

вам хоть заговорись! – раздражённо перебила Евдоха. И вдруг рявкнула с порога: – Нет и всё, сказала! Нет! И не приставайте больше! А ты, парень, – она ужалила молодого человека ненавистным взглядом, – ты… не баламуть девку, говорю! У неё мать есть… ещё живая… – Евдоха саданула рукою дверь, с громким рёвом вывалилась на кухню.

      В эту минуту ребёнок, бывший в закуточке, проснулся и залился плачем. Тося взялась успокаивать сына – заходила с ним по комнате.

      – Вот это да-а! – Леонид сидел красный, словно только что вышел из бани. Он досадливо поморщился: – Не ожида-ал… – Парень никак не мог понять реакции Тосиной матери. – Чего она бесится-то? Она, чё… совсем что ли? – Леонид покрутил у виска. – Ну не хочет, тогда одни поедем.

      Наступило молчание. Тося, уложив ребёнка, подошла к окну. Она смотрела на припорошенные снегом крыши сараек долго и печально. Наконец, тихо сказала:

      – Лёнь… не могу я мать оставить.

      Не удалось парню уговорить подругу. Так и уехал ни с чем. Тётка Груня при этом не встревала в чужую жизнь – знала крутой нрав соседки. Да и молодые, поди, меж собою разберутся. А через время и сама Груня укатила на этот самый Север к племяннику и родной сестре – матери Леонида, которая сильно заболела.

* * *

      Леонид, конечно, помогал Тосе деньгами, посылками.

      – Тоська, ну ты ж какого чёрта, в самом деле, дурью-то маешься, а? – урезонивала подругу Нюра, – смотри, какой парень! Какой парень… Чего ты его обижаешь? Неужели тебе охота безотцовщину плодить? Ну, погляди ты на меня! Думаешь, сладко мне? А детям моим? Эх, Тоська… дура ты набитая.

      – Дак ты Лёньку-то не любишь, что ли совсем? – пытала Тосю Надежда.

      – Люблю… вроде. Но… мама… она же больная вся… без меня пропадёт.

      – «Вроде», «не вроде»! на кой тогда рожаешь-то от него? Пощади ребёночка хотя бы, ему ведь отец нужен. Не знаю, какого тебе ещё парня надо! – это – горбатенькая Таня – бывшая одноклассница и подруга. Сейчас Таня – юрист в швейной артели. Она говорила, а сама чуть не плакала.

      Живя в общежитии, где вахтёршей была Евдоха, Таня не раз и не два пыталась поговорить с нею:

      – Вы же, Евдоха Павловна, детей оставляете без отца. Дочку-то хоть пожалейте!

      – Слушай, ты, юристка! А меня кто пожалеет, а? И чё вы все в наше жительство-то встреваете, не пойму никак? Ну какое ваше собачье дело-то, а? В своих вон переплётах разберитеся сперва, а уж потом к людям лезьте! Тоже ещё…

      А через девять месяцев Тося родила второго мальчишку. И опять ураганом прилетел на короткий срок счастливый папаша.

      – Всё, Тося! Едем! – решительно заявил отец, поднял приковылявшего старшего сынишку к потолку. – Ух, какой ор-рёл! – Агукнул второму. – На днях получаю квартиру. У пацанов будет отдельная комната. А твоя мать, Тося, не хочет, пусть остаётся.

      Тося побледнела. – С кем… остаётся? Она же больная вся! – женщина покачала головой, – у меня, Лёнь, как и у тебя, другой мамы не будет! Ты ведь свою-то не оставляешь.

      – Цсс! Опять – за рыбу