Хроники Небесного Края. Беглец. Валерий Пылаев

обочине.

      – Блин, вот попали, – прошептала эльфийка. – Этого нам не убить. Восьмой уровень.

      Я осторожно высунулся из-за камня, чтобы получше рассмотреть врага. Гигантский, примерно два с половиной метра ростом, и чуть более цивилизованного вида чем те, которых мы убили. По крайней мере, полностью одет. Были даже сапоги – такого размера, что хрупкая Лита, наверное, смогла бы поместиться в любом из них целиком. Тело дикаря покрывала броня из плотной темной кожи с парой-тройкой металлических вставок и такие же штаны. Огромные волосатые ручищи сжимали дубину, окованную железом. Впрочем, к этому оружию скорее бы подошло слово «бревно».

      – Не хотел бы я попасть под эту дуру, – тихо произнес я, – с одного удара положит. Обойдем по лесу, если повезет – не заметит.

      – А может, попробуем? – отозвалась Лита. – Тех мы вообще на раз уделали. У тебя ж теперь топор. Подруби ему ногу, а дальше – как тогда.

      – Умная, блин… – Я досадливо поморщился. – Да он меня по дороге размажет. И потом, у него и штаны, и сапоги – так просто не пробить. Зачем он вообще тебе дался?

      – Ну как это зачем? Скажешь тоже. – Глаза эльфийки жадно заблестели. – Опыт, шмотки. А то и монеток с него вывалится. В городе с ними куда веселее.

      – А тебя не смущает, что он тоже человек? – поинтересовался я. – Я вообще думал, что это они тут разбойники, а мы мирные путники.

      – Юмор у тебя, конечно… – проворчала Лита. – Пацифист хренов. Если что, в отважные паладины только с тридцатого уровня записывают. И то рубить придется направо и налево.

      Я задумался. Мир, который меня окружал, явно не строился на любви и согласии. Совсем юная девушка считает абсолютно нормальным убивать людей (ну, почти людей) за несколько монеток. Сколько вообще лет моей спутнице? Выглядит она от силы на двадцать с небольшим. Хотя эльфы вроде как долгожители, так что ей может быть и все двести. Но вот ее речь… Ну не верилось мне, что потенциально бессмертное существо будет так изъясняться. И при этом никакого уважения к моим сединам. Я же ей в отцы гожусь! Я прожил долгую жизнь и кем-то в этой жизни был. Только вот кем? Может быть, учителем или врачом.

      «Ага, – издевательски произнес внутренний голос, – с каких это пор учителя так орудуют кинжалом?» Я тяжело вздохнул. Да уж, с мирными профессиями как-то не срасталось. Пока что выходило, что ничего, кроме как убивать, я не умел. Но смущало не это. От мысли, которая никак не хотела покидать мою голову, становилось страшно. Мне нравилось убивать. Только когда враг был рядом, а руки сжимали оружие, я переставал ощущать себя беспомощным ребенком, потерявшимся в огромном чужом мире. Все становилось на свои места. Убей – или убьют тебя. Я чувствовал, как бесформенной, неконтролируемой волной во мне нарастает гнев. Гнев словно толкал меня в спину, заставляя выйти вперед, чтобы встретиться с противником лицом к лицу. И плевать, что он вдвое крупнее меня и куда лучше защищен. Атаковать, раз за разом пробивая броню и погружая топор в податливую плоть, раз за разом